Не время для драконов

Ты пытался убить моего папу.

Я не нарочно, ответил его взгляд. Честное слово! Не твоего папу — а Дракона, воплощение зла…

— Зла? — вдруг вырвалось у Нотти. — Драконы были прекрасны! Опасны, ужасны, устрашающи, безжалостны — но прекрасны! Если кто-то из них ошибся, то карать надлежит его, а не всех подряд! А теперь во всём Срединном Мире Драконов опять не остаётся! Из-за тебя, всё из-за тебя!

В груди её разгорался огонь, кипел, клокотал, рвался на волю.

Я дочь Единорога и Дракона. Я единое, созданное ими двумя. Вранье, что судьба наша предопределена от рождения — мы то, что создаём сами.

Обжора глядел на неё, улыбаясь, и, наверное, впервые в этой улыбке не было ехидства.

Нотти вдруг поняла, что и в самом деле не помнит, кем только что была на поле боя. Потому что это был бой, и Дракон ты или Единорог — неважно, когда требуется лишь одно — победа. Или же помнит, но сознательно не хочет вспоминать. А может, помогает и Обжора — ишь, как подмигивает!

Полёт огненного болида, холодный пол Замка-над-Миром под босыми ногами, льющийся шёлк белого платья — так и должен выступать Дракон, истинный Дракон-победитель, разом и прекрасный, и ужасающий.

Она потянулась ввысь, к неяркому весеннему солнцу. Лёгкие нестерпимо жгло, огонь полнил их, просился на волю.

Я та, кем хочу быть. Я! Только я!

…Нет, не только. Я та, кем хочу быть — но если мир меня не примет, зачем это всё? Цена дикой магии может оказаться неимоверно высокой, как для братьев-викингов.

Земля притягивала, не отпускала, норовила сделать своей частью — нет! Она будет летать!

И ощутила, как растёт. Как разворачиваются за спиной крылья, тонкие, изящные, но могучие. Как упираются во влажную, пока ещё прохладную весеннюю землю когтистые лапы.

В горле заклокотало, и в очистившееся от облаков небо устремилась струя клубящегося пламени.

Ало-золотой Дракон гордо вскинул увенчанную рогатой короной голову.

Они все смотрели на неё. Мама, папа, прадед, Сева, Лой. Красные Береты. Даже недавние бунтовщики, что помогали с убитыми и ранеными, застыли, глядя на неё.

— Да здравствует Крылатая Владычица! — вдруг хрипло вскричал гном Фалар Благонравный, вскидывая топор. — Да живёт она тысячу лет! Да правит мудро и справедливо!..

Ой. Ой, мамочка, это — взаправду! Я теперь — Дракон?! А как же Севка?..

Но брат смотрел на неё со всё той же удивительно спокойной мудростью, совершенно не по годам.

— Лети! — вдруг крикнул папа.

И она взлетела.

Получилось так же легко и естественно, как дышать или ходить.

Трудившиеся на поле брани попадали на колени.

Нотти сделала круг, устремляясь обратно к земле.

Дракон! Дракон! Пламя и ветер! Ветер и пламя!..

Она коснулась земли и вновь сделалась Нотти. Взглянула на маму, на папу — осознала вдруг, что сейчас случится.

Но всё равно, она не подведёт.

Взглянула на Эрика, увидала слабую улыбку, улыбнулась в ответ.

Кто знает, как оно всё получится!

Она взглянула на смертное поле, на гнома Фалара, на застывших магов в нелепых красных беретах. Взглянула на брата.

Мы справимся. Мы обязательно справимся. Мы, Драконы.

* * *

…Прийти на битву можно куда быстрее, чем с неё уйти. Особенно проигравшей стороне.

Люди, эльфы, гномы — настоящие, рождённые в Срединном Мире, и пришедшие с Изнанки или из Мира Прирождённых, — мрачно собирали оброненное оружие и броню (денег немалых стоит!), складывали тела для погребальных костров, каменных курганов, эльфийских могил на деревьях и траурных кораблей, что отойдут от берега и затонут в пучине. Кто что предпочитал при жизни, если даже об этом и задумывался, уже не имело большого значения. Люди уйдут с огнём, гномы в землю, эльфы с воздухом, а Прирождённые — с водой.

Обжора не вмешивался, надзирал. Стоял на холме, который раньше казался Эрику чуть заметным, а теперь ощутимо подрос. Приближение Эрика он почувствовал, конечно же. И спросил, не оборачиваясь:

— Так что решил, сынок?

— Разве я могу решать? — мрачно ответил Эрик. — Вы за меня решаете.

— На «вы»-то зачем? — обиделся Обжора.

— Это множественное число. «Вы» — ты, Виктор… Нотти…

— А-а-а, — протянул Обжора. — Понимаю. Так надо было. Чтобы ты пришёл сюда, чтобы встряхнул этот мир. Чтобы кто-то поторопился, кто-то повзрослел, кто-то в себе разобрался. Иногда весь смысл жизни человеческой в том и состоит — на других повлиять.

— Передать солонку, — пробормотал Эрик. — Это анекдот такой… не очень смешной.

— Хорошие анекдоты и не обязаны смешить, — ответил Обжора. — Решай, сынок.

— Да какой я тебе сын!

— Какой есть. А я, может, и не лучший в мире отец, но одну вещь тебе дам. Выбор. Как решишь дальше жить, так и станешь.

Дул ветер и плыли облака. Всё вновь было тихо и мирно. И всем надо было решать, кто они есть…

— А что бы ты от меня хотел, отец? — спросил Эрик.

И с удивлением понял, что сказал «отец» совсем без запинки.

Будто поверил до конца, будто смирился с тем, что этот нелепый бочкообразный дядька — его родитель.

— Я? — удивился Обжора. — Меня редко спрашивают о моих желаниях. Даже джинна из сказки в конце концов спросили и дали свободу. А я сижу сиднем в мире, который когда-то создал. И не могу его покинуть.

— Почему?