– Не пропадешь? – помолчав, спросил Виктор. Нельзя позволять мальчишке увязаться за ним, поддавшись жалости.
– Не пропаду.
– Хорошо. Я посплю. Когда будем подъезжать к станции – разбудишь.
Мальчик кивнул:
– Еще не скоро. Мы Пределы огибаем.
Виктор глянул в окно, словно можно было в лесном море обнаружить грань между миром мертвых и миром живых.
А ведь и впрямь – можно!
Это было почти неощутимое, неявное – и все же несомненное присутствие Силы. Будто пронесся через лес бурный поток – и деревья слегка присели, покосились; будто промчался шквал, изломав, скрутив ветви; пролетел быстрый верховой пожар, опалив, обуглив верхушки; взвилось облако пыли, навечно осев на листьях. Тянущаяся через лес полоса, тонкая, почти неприметная – и до сих пор, несмотря на сотни прошедших лет, живая. Барьер, граница. Серый Предел.
– Именем Четырех Стихий… – прошептал Виктор.
Опять наступило, нахлынуло – он уже не был собой или не только собой был…
– Воздухом и огнем, водой и землей – вечными силами отделяю вас от живых…
Поезд тряхнуло. Мигнули лампы. Мальчишка уже не сидел на кресле, он сжался в углу, с ужасом глядя на Виктора.
– И ставлю Серый Предел между вами и теми, кому лишь предстоит умереть…
И тут – ударило еще сильнее. Контрапунктом. Заволокло сознание. Провал, водоворот, вихрь, пламя…
Это прошло. Так же быстро, как и началось, оставив лишь гудящую тяжесть в голове и слабость в руках. Поезд покачивался на рельсах, за окном, утонувшая в лесах, тянулась незримая граница.
– Что со мной, а? – то ли мальчика спрашивая, то ли к себе обращаясь, сказал Виктор.
Вот только сын Предельника не знал ответа. А уж сам Виктор – тем более.
Однако паренек старался.
Казалось, что мальчик старательно подбирает слова, пытаясь высказать как можно проще нечто, ему прекрасно понятное и никогда не требовавшее объяснений.