Не время для драконов

– Начнем, – говорит Убийца, и все существо Виктора отзывается дрожью сладкого предвкушения. Отзывается его самая глубокая, потаенная сущность; может, ему и в самом деле написано на роду именно это – убивать Драконов в сказочных мирах?

– Начнем, – соглашается Дракон в глухом шлеме.

– Начнем, – кивает его спутница.

И – странное дело! – он, Виктор, не то участник, не то незримый зритель давнего поединка, – ощущает нечто вроде укола совести. Они могли справиться с ним, когда он был молодке и слабее. Но теперь уже нет. Это не бой – а казнь. Исполнение приговора. И он, Убийца, – уже не воин, а палач. Что ж, Убийца на то и Убийца, чтобы добивать свои жертвы. Он не имеет права дать сочувствию овладеть им. Срединный Мир должен получить свободу. Страшные, проклятые замки на высоких бесплодных горах вдоль Теплого Берега никогда уже не оживут вновь.

– Начнем, – повторяет Убийца. В его руке – сжатая в тугой комок сила Огня. За плечами – расправленные крылья Ветра. Под ногами – ждущая пасть Земли.

А против всего этого – всего лишь один черный меч. Простой вороненый клинок. Да еще глухой шлем.

Женщина неторопливо обнажила изящную, длинную рапиру, В левую руку взяла дагу. Встала рядом с мужем.

Двое против одного – но знают, сколь неравны сейчас силы.

Драконы спокойно ждут. Они уже пережили все. Поражение, разгром, бегство. Они видели, как горят в собственном огне их родные. Как рушатся стены родовых замков и распадаются пеплом веками собиравшиеся библиотеки, в которых, как утверждалось, – мудрость всех трех миров.

Однако они никогда не станут просить: «Скорее…»

Убийца осторожно, словно величайшую драгоценность, вытаскивает из-за пояса кривую саблю чистого белого железа. Без всякой краски клинок ее бел, словно снег возле Серых Пределов.

Убийца тоже не хочет покрывать себя бесчестьем, убивая тех, кто сейчас уже почти беззащитен перед его силой. И Виктор чувствует, как грудь его сдавливается восторгом – он, Убийца, и благороден, и честен. Он искренне пытается уравнять шансы.

И тоже становится в позицию…

– Виктор! – Сверху обрушивается поток ледяной воды.

Он открыл глаза.

Перестук колес, плавно покачивающийся вагон. Запертая на цепочку и засов дверь купе. И – перепуганная Тэль с кувшином в руках.

– Ты вдруг… вдруг весь как-то поплыл, – виновато сказала она. – И не отзывался. Тебя ведь повело, правда? Ты что-то видел?

– Тэль, я…

– Нет, не надо, не рассказывай! – Она поспешно зажала розовые ушки ладонями. Испуганная девочка, которую родители позвали для «серьезного разговора». – И слышать не хочу! Помни – ты должен выбрать сам! Иначе… иначе… – голос ее упал, – иначе лучше бы тебе и не являться сюда. Страшно подумать, что ты натворишь, если… если станешь не самим собой.

– Не самим собой? – искренне удивился Виктор.

– Ну да. Потому что это – мука мученическая, всем пыткам пытка, и никакое существо выдержать ее не в силах. Вот потому я и боюсь… случайно тебя подтолкнуть. Потому что сила в истерзанном болью сердце – страшнее, чем…