— А ты оттуда, что ли?
— Ну да… телефон запиши, позвонишь, когда соберёшься.
Мишка кивнул и тут же достал блокнот с карандашом…
…Почему-то после разговора у палатки настроение у Кольки стало совсем хорошим. Он даже пожалел, что не взял с собой гитару — пели тут во многих местах, можно было бы или присоединиться, или просто самому спеть… хотя — куда её потом-то денешь? В смысле, гитару… Поэтому Колька решил ни о чём не жалеть, а просто шёл себе и шёл неспешно через весёлый праздничный шум, улыбался и чувствовал себя просто здорово.
Он рос в министерском интернате, и, хотя убегал не раз и вообще числился — если не по учёбе — не на хорошем счету, интернат всё-таки не был похож на большинство "детских казённых заведений" Семиречья — там не было открытого воровства персонала и издевательств над воспитанниками, не было недоедания и нищенского быта. Но тем не менее, не было там и… ну, не было чего-то такого, что… нет, Колька не мог объяснить. Что-то стало меняться лишь вскоре после смерти родителей, когда министерство заключило партнёрский договор с имперцами. Но Колька тогда не очень замечал эти перемены, в интернате ему было душно и тошно, и после очередного побега и возвращения он, десятилетний, решил, если уж не получается убежать, уйти из этого заведения законным путём. Над ним удивлённо смеялись, но он за два с небольшим года закончил программу школы, списался с сестрой и покинул интернатские стены, унося с собой отвращение к "коллективизму". Как ему казалось — неистребимое. А сейчас он задумался. Ведь ему тогда столько помогали ребята — не интернатские, пионеры, с которыми он познакомился во время одного из первых побегов. Без славкиной помощи он вообще вряд ли смог бы так "пролететь" программу. А он… когда Стоп предложил ему вступить вместе с ним и с Ларкой в отряд — он отказался и посмеялся.
А на самом деле… на самом деле испугался
. Испугался, что опять придётся быть частичкой чего-то. И упрямо отпихивал от себя мысль, что можно быть частичкой очень разных вещей. Насмешничал, бравировал тем, что у него — сильного, умного, ловкого, бесстрашного — столько получается и в одиночку, а главное — он ничем не связан, никому не обязан и ни перед кем не отчитывается……Ну и что, Ветерок? Смог бы ты организовать в одиночку вот этот торг? Сделать так, чтобы людям было, что предложить, было, на что предложенное купить, чтобы они, наконец, просто-напросто не побоялись приехать сюда?
Не смог бы.
— Не смог бы, — вслух повторил Колька признание и удивлённо понял, что оно не обижает его и даже не горчит в душе. Он признавался не в своей слабости. Он признавался в силе тех, кто вокруг. А это совсем иное…
…Элли нагнала Кольку как раз у входа на центральный стадион. Она была в обрядовом платье, какие надевают на праздники и вообще торжественные дни почти все имперцы — которое делало её старше и стройней — и Колька даже немного оробел.
— Уф! Еле вырвалась! — Элли взяла юношу под руку. — Устала…
— Концерт без тебя будут транслировать? — Колька поцеловал её в уголок тёплых суховатых губ и обнял. — Пошли?
— Без меня… да ладно. Идём, конечно.
Над аркой входа, в которую ещё вливался поток людей, алела надпись —
В ЗЕМЛЕ СМЕШАЛИСЬ КАМНИ И СТАЛЬ,
НО Я В НЕЁ БРОСИЛ ГОРСТЬ СЕМЯН…
И ВЫРОС ХЛЕБ НА ТЁПЛОЙ КРОВИ..
И СТАЛЬ НЕ ЛЕГЛА НА ЕГО ПУТИ..
Я СМЕРТИ РЁК: "ТЫ МЕНЯ НЕ ЗОВИ!"
Я ЗНАЛ, ЧТО СОЛНЦЕ ДОЛЖНО ВЗОЙТИ..
(1.)1. Из стихотворение Лина Лобарёва.
Колька крепче обнял Элли, и они прошли под надпись. В этом было что-то символичное — как, впрочем, и во всём сегодняшнем дне. Колька даже оглянулся, но им замахал Славка, занявший два места — и вскоре они уже сидели, осматриваясь и тихо переговариваясь.
Желающие всё шли и шли, занимали места… но вот сверху ударили лучи прожекторов, ослепительно-яркие даже августовским днём, скрестились на сцене — и ведущий, одетый в полувоенное, как одевались в годы Безвременья, прочёл — слова раскатывались громом:
1. Стихи Виктора Хорольского.
…Вся первая часть концерта состояла из старых, зачастую инсценированных, песен, рождённых чаще всего всё в то же Безвременье. Приехал выступать сам Бештин (1.). Смотреть и слушать было на самом деле интересно, поэтому Колька почти разозлился, когда сзади перегнулся Гай Маковкин и прошептал в самое ухо:
1. Бештин, Андрей Павлович — в описываемый период один из лучших теноров Русской Империи. Родился в г. Ермак Семиреченской Республики, позднее переехал с родителями в Империю, был офицером гвардии и участвовал в периферийных войнах на территории Азии.
— Ветерок, ты срочно нужен.