Не время для вечности (СИ)

Он нравился женщинам: утонченно-холодные черты его немного бледного лица в обрамлении прядей соломенного цвета, длинный нос и розовые тонкие губы делали лицо Ясона очень привлекательным. Взгляд серых глаз, обвитых зеленоватой каемкой у зрачка, был внимателен и цепок, словно он всегда искал подходящий кадр в окружающей реальности. И было еще что-то немного детское и наивное в этом взгляде. Теперь Ясон шел по улице в сторону трамвайной остановки, прикрывая лицо рукой, когда в него плескало порывистым ветром.

День плясал в солнечном и холодном танце, а особый, терпкий аромат сентябрьского дня вскруживал голову. Коричневые листья под ногами извивались и вертелись в порывах ветра.

Ясону казалось, что этот осенний день спрятал где-то в углу безымянного переулка шкатулку с невообразимыми драгоценностями, коварно поблескивающими и сулящими бессчетное, неизведанное доселе счастье. Медленно подползший трамвай со скрежетом распахнул свои двери, и Ясон прошел в конец полупустого вагона.

Через три ряда пустых сидений сидел мужчина, напоминающий старого индейца. Он медленно повернулся и посмотрел на Ясона. Длинная палка в правой руке придавала ему еще большее сходство с вождем неведомого племени. Ясон быстро включил камеру, направил ее на мужчину, когда тот отвернулся, и незаметно щелкнул затвором. 'Индеец' снова посмотрел на Ясона, тепло улыбнувшись ему.

Трамвай, постукивая, медленно плыл по городу, раскрывая неведомую и манящую жизнь улиц. Особая, неуловимая и таинственная атмосфера витала в воздухе. Это был один из дней, когда Ясон чувствовал в глубине сердца ноющую тоску, подогретую томными лучами полуденного солнца. Он и сам не знал, куда хочет попасть, поэтому решил выйти на следующей остановке. Трамвай, пошатываясь, вырвался из окружения зданий и пополз по причудливому старому мосту: его опоры, покрытые ржавыми подтеками, походили на костяные сочленения гигантского дракона.

Ясон жмурился от солнца и, смотря из-под полуприкрытых глаз на далекие, темно-синие воды широкой реки, думал о том, что чувствуют и переживают другие люди.

В детстве ему казалось, что каждый человек ощущает этот мир так же ярко, как и он. Что солнечное, щемящее, до боли чувственное мироощущение присуще и всем остальным. Но взрослея, общаясь с людьми и попадая в разные истории, он понял - нет, это не так.

Большинство смотрело на жизнь гораздо проще. Они ползли в своей обособленной плоскости и видели только лишь эту самую плоскость, тогда как он иногда выходил за пределы и видел ту же самую плоскость, но совсем с другой стороны. Размышляя над разными неприятными и отталкивающими вещами, он лишь пытался понять их природу, заглянуть за толстую линию, очерчивающую пылающим кругом его собственное Я.

Что чувствует человек, заболевший ужасной, обезображивающей болезнью, медленно, день за днем съедающей его тело?

Что чувствовал тот, кому довелось лежать на поле боя с оторванными конечностями, посреди павших товарищей, и угасающим взглядом провожать стаю черных воронов, всколыхнувших на мгновение отчаянную синеву неба?

Что он сам почувствует, когда наступит тот самый день?

Придет ли Смерть 'по поверью вся в белых перьях' или это будет просто страшный момент бессилия над собственным телом и вспышка света, туннель, а затем вечная тишина и благодать? Может быть, жизнь, закончившись, начнется снова...

Он вспомнил утреннее видение, в котором вполне явственно тонул, и почувствовал, как тошнота подступила к горлу. В глазах начало темнеть и поползли блестящие, вспыхивающие точки. Но тут же впечатление померкло. В глазах просветлело, а тошнота отступила.

Так часто бывало: в тот самый момент его видения были реальны, как сама жизнь, но подробности и переживания быстро стирались из памяти, уступая видимому миру, мгновениям, быстро мелькавшим здесь и сейчас.

Он вспомнил Волчицу. Ее тонкое тело, длинные змеиные руки, то, как она томно курила тонкие черные сигареты, манерно пуская дымные кольца, слегка обнажая белые зубы в хищной улыбке.

Ясон, поморщившись, вспомнил, как выпивал в баре и подсевший полузнакомый персонаж сболтнул, увидев, как она проходила мимо, что много бы дал за ночь с такой богиней. И что в интимном месте у нее нечто диковинное, чем она дарит особую радость мужчинам. Ясона взбесила эта пошлая откровенность, но той же ночью он был с ней.

Вспомнив ее опытные ласки и татуировку, сползающую с плоского живота в самое сокровенное место, он почувствовал, что вместо приятных воспоминаний чувствует какое-то омерзение. И в большей степени даже от себя самого. Но быстро отогнал от себя эти мысли, смотря на реку в потертое стекло.

Глядя в горящие солнцем гребешки маленьких волн далеко внизу, он вспомнил Ренату Литвинову в 'Настройщике' Муратовой. Она звонила кому-то в дверь с вопросом: 'Это не ваша коса?'. Этот образ...

Ясон сразу срежиссировал в уме постановочный кадр: