А сейчас я пытаюсь удержать в своих объятиях Джуни, которая извивается как ужик, такая чудесная и чуднáя, и спешит рассказать мне о демонической кукле, изрыгающей пламя; эта кукла обязательно должна быть у нее, потому что она видела картинку с ней в одной старой детской книжке, обнаруженной в нашей библиотеке. Я ее не перебиваю. Я куплю ей эту куклу. Надеюсь, что она окажется не менее отталкивающей, чем я ее себе представляю. Надеюсь, что Джуни сохранит ее на всю жизнь. Аарон обнял меня, и мы шли, обнявшись, до самого крыльца.
— Все в порядке? — спросил он доверчиво.
Я знала, что он мне доверяет.
И хотя в истории, которую я поведаю Мэззи, об этом не будет ни слова, Аарону я расскажу и про Зеки, и вообще про все то лето. Расскажу ему, каково это — страдать от одиночества в маленьком городке, расскажу о вещах, о которых не стала бы распространяться в статье и до которых никому на самом деле нет дела. О том времени, когда я не знала, найду ли когда-нибудь место, где мне будет хорошо. О том странном пареньке и как собираюсь его ото всех скрыть. Я надеялась, что Аарон отнесется к этому с пониманием.
— Все в порядке, — ответила я. — Правда. Я норм.
Мы вошли в дом, я, Аарон и Джуни, оставив дверь широко открытой, совершенно не заботясь о безопасности, потому что никто и ничто не причинит нам вреда. Никогда-никогда.
В тот вечер, укладывая Джуни спать, я прилегла к ней на кровать, и мы читали главу из детской книжки про стаю волков, которые преследуют двух девочек, а те спасаются от них на поезде. Когда мы закончили читать и я выключила свет, Джуни спросила:
— А где ты была?
— Навещала бабулю. Забыла?
— Но почему? Что случилось?
— Когда я была девочкой…
— Моего возраста? Тебе было столько же, сколько мне сейчас? — прервала меня Джуни.
— Постарше. Когда я была подростком, я сделала одну вещь, но никто не знал, что это я ее сделала. И люди из-за нее прямо с ума посходили.
— А почему никто не знал? Эта вещь была плохой?
— Нет. Я так не считаю.
— Но ты держала ее в секрете?
— Да, причем очень долго. До самого последнего времени. А теперь я собираюсь этот секрет открыть. Посмотрим, что из этого получится.
— А что должно получиться?
— Не знаю. Правда не знаю. Но точно ничего плохого. Наверное, что-нибудь по-настоящему хорошее. Что-нибудь удивительное.
— Надеюсь, — сказала Джуни, громко дыша. — Откроешь мне свой секрет прямо сейчас?
— Легко. Весь секрет в этих словах:
—
— Откуда ты их знаешь? — удивилась я, хотя примерно догадывалась. И все равно это стало для меня сюрпризом.
— Мам, ты говоришь их постоянно. Ты говорила их, когда я была маленькой.
— Ну, вряд ли ты помнишь себя маленькой, солнышко.
— Еще как помню, — ответила Джуни с вызовом. — Ты говорила мне их перед сном вместо… вместо колыбельной, верно? Я прекрасно это помню.
Ну конечно я говорила. Причем каждый вечер, ведь Джуни была единственной, кому я могла их говорить. Шептала ей на ушко, сбивчиво и очень тихо, под льющиеся из музыкального центра и заполняющие комнату звуки океана. И все же она их запомнила.
— Вот и весь секрет, — сказала я.
— Мне нравится. Нравится, как он звучит. Мне нравится золото.
— Знаю, солнышко. И мне тоже нравится золото.
— Мы — беглецы.
— Да, — согласилась я.
— Мы обе?
— Да, — подтвердила я.
— И папа?
— Да.
— И бабуля? И дедушка По, и бабушка Джиджи?
— Да.
— И дяди-тройняшки? И дядя Маркус с тетей Миной? И Доминик с Энджи?
— Ну да, наверно. Да.
— И мои учителя? И все дети в школе?
— Да.
— И весь мир? Все люди?
— Да, все люди.
— И все, кто когда-либо жил на свете?
— Ну конечно.
— И все, кто еще не родился, но когда-нибудь родится? Они тоже беглецы?
— Ну да… Они тоже.
Хотя в комнате было темно, на потолке светили мягким светом искусственные звезды; Джуни была без ума от этих звезд, и мы ей в этом потворствовали, и сейчас я любовалась на них, на небо у нас над головами, на вселенную.
— А хорошо быть беглецом? — спросила она после паузы.
— Я думаю, да. В целом.
— Хорошо, — сказала наконец Джуни и уснула крепким безмятежным сном.
Я, однако, не спешила вставать. Я, конечно, встану, но чуть позже.
Итак, скоро я поднимусь и пройду коридором в нашу спальню, и лягу наконец на свою собственную кровать, к Аарону, а потом взойдет солнце, и дом наполнится светом, я проснусь, и жизнь продолжится с новой отметки. Но прямо сейчас я лежу на кровати Джуни, я дышу, я полна жизни, и я смотрю на эти звезды на потолке, которые для меня более настоящие, чем звезды на небе. И произношу свои слова. Ничего не изменилось. Я произношу текст, сочиненный мною в то лето, слово в слово. Он никогда не изменится. И я произношу его вновь. И вновь. И вновь.
Благодарности
Хочу выразить благодарность:
Джули Бэрер, самому важному человеку в моей писательской жизни, которая столь многое сделала для меня возможным, и всем сотрудникам «Book Group», особенно Николь Каннингем.