Не время умирать

Она уселась поудобнее, приложила бэбика к груди и замерла, зажмурившись, подставляя свое разукрашенное сложными орнаментами лицо весеннему солнцу.

– Спасибо, – буркнул Бегун, натягивая куртку на заштопанное плечо. Когда ткань коснулась шва, он тихонько зашипел.

– Пользуйся, – ответила Сибилла, не открывая глаз. – Если чего пришить – обращайся. Я такая рукодельница…

– У тебя это ловко получается, – подтвердил Книжник. – Жриц этому учат?

– Учили… Каждую из нас учили врачевать и убивать. Умеешь одно – умеешь и другое.

– Это правда… – начал Книжник и запнулся.

– Что?

Он смутился, но все же задал вопрос:

– Правда то, что рассказывают про Зал Жертв?

– Врут, конечно, – на этот раз Сибилла посмотрела на него сквозь ресницы. – Никто из посторонних никогда не был в Зале Жертв. Никто ничего не видел. Откуда им знать правду?

На ее губах возникла легкая, едва заметная улыбка. Даже притерпевшийся к ее внешности Тим не назвал бы ее приятной.

– Но, если ты хочешь знать, Тим, все было гораздо хуже, чем выдумывают, – сказала она спокойно. – Гораздо страшнее… Ты уверен, что хочешь знать правду, Книжник? Нет больше Зала Жертв. Нет больше Жриц Сити. А последняя из них штопает дырки на олдере из Парка! Смешно… Но такая, видно, у нас судьба…

Горы закончились. Последний час они продвигались на юг по безжизненным, как старое пожарище, предгорьям. Каменистые склоны стали ниже, а потом и вовсе расползлись по сторонам длинными многомильными осыпями. Появилась скудная растительность – жесткие колючие кусты с маленькими листиками и кактусы. Воздух стал жарче и суше, а к полудню, когда солнце поднялось в зенит, стало по-настоящему, совсем не по-весеннему жарко.

А еще через пару часов паровоз уже катился по плоской, похожей на стол пустыне с разбросанными по ней для разнообразия редкими камнями. Травы вокруг не было вовсе. Часть ее убило солнце да вытеснил низкорослый, стелющийся над землей кустарник. Иногда по обе стороны Рейлы внезапно возникали редкие кактусовые рощи. Кактусы попадались могучие, некоторые в три, а то и больше человеческих роста. Казалось, для того чтобы выживать, им не нужна ни земля, ни вода.

Под прямыми солнечными лучами стало жарко до невозможности. Дремавший на руках у матери малыш проснулся, снова захотел есть, захныкал и заерзал в нечистых тряпках.

Кабина паровоза хорошо продувалась встречным ветром, но разогретая топка излучала жар, который вблизи был совершенно невыносим. Зато на тендере, куда крыша паровозной кабины отбрасывала тень, было относительно прохладно, и Сибилла с бэбиком перешла туда. Малыша отмыли от ночных неприятностей теплой водой, и он стал такой розовый, чистенький и хорошенький, что даже у насупленного настрадавшегося Бегуна улучшилось настроение.

После купания Сибилла завернула бэбика в относительно чистую футболку, найденную на дне рюкзака Тима, накормила еще раз, и малыш тут же сладко уснул под мерное пыхтение паровой машины.

Книжник проверил уровень воды в баке и огорчился.

– Воды осталось на пару часов, если малым ходом, – сообщил он попутчикам, подбрасывая уголь в топку. – Если я ошибаюсь, то только в меньшую сторону. Мы здорово сэкономили, когда скатывались с горы, но, похоже, везение заканчивается. Придется нам покачать рычаги!

– Интересно, сколько еще миль до Оушена? – спросила Сибилла.

Книжник глянул на юг, по ходу движения поезда.

– Видите, на горизонте цвет неба меняется?

Там, где желто-коричневый стол пустыни сходился с голубым прозрачным небесным покрывалом, цвет действительно менялся – он становился гуще, набирал в себя синевы.

– Скорее всего, – сказал Книжник, – мы видим небо над Ойлбэем. Миль тридцать, не больше… Если посчитать, сколько мы с вами уже проехали, то это совсем рядом. Рукой подать…

– Слушай, – Бегун поскреб заросшую щеку, – не пойму, почему это зверье из племени Долины не спускалось на эту сторону Скайскрепера? Ведь идти недалеко! Ну, не дальше, чем от Парка до Стейшена! И по Рейле – это не рейд, а прогулка. Иди себе и любуйся видами!

Книжник задумался.

– Тут пустыня! Станций нет. Городов не видно. Что тут искать?

– Ха! – скривился вождь. – Сам подумал, что сказал? Сколько тут той пустыни? Три… ну, четыре дня ходу! Три-четыре дня – и ты на побережье! Не может быть, чтобы возле Оушена не было городов! А где города – там ништяки! Ты видел их одежду? Да у нас такими тряпками герлы полы не моют!

– Значит, – кивнула Сибилла, – была у них причина сюда не ходить. Ты на это намекаешь, Бегун.

– Точняк, – Бегун сощурился от яркого солнечного света, прикрыл глаза козырьком ладони и огляделся вокруг. – Ничего не бывает просто так. Челы из Долины, конечно, конченые на всю голову, но не трусы. Кто угодно, но не трусы. И если они бздели сюда сунуться, то и нам надо ждать какой-то лажи.

– Держи, – Тим сунул ему в руки половинку бинокля.

– Ага, – сказал Бегун. – Спасибки. А то не видно нихера…

Ругаясь и кряхтя, он взобрался на крышу кабины, широко расставил ноги, чтобы не слететь, когда локомотив в очередной раз качнет на стыке, и осмотрел горизонт.