Не время умирать

Майор по рации передал всем постам, что босая женщина в лосинах и топике действует с санкции генерала Головина. Мол, не задерживать, это не сумасшедшая! Последние слова он произнес с некоторым сомнением в голосе. Наталья на это никак не отреагировала. Она толкнула дверь и уверенно направилась к эскалатору, не обращая внимания на взгляды со всех сторон. Кто-то смотрел с осуждением, в основном женщины в возрасте, кто-то с завистью, тоже женщины, но помладше, кто-то с восхищением, в основном мужчины всех возрастов. Не обращала она внимания и на вскинутые смартфоны и планшеты, на которые записывала ее дефиле озабоченная молодежь. Это все неизбежно. Приходится смириться. Остается надеяться, что качество записи будет скверное и ее не узнает Олейник или Думченко, когда им покажут. А это будет точно, ведь «доброжелателей» полно.

Наталья подумала, что точно так же, наверное, как она сейчас, чувствовал себя Миша Зверев, когда решил не отступать ни при каких обстоятельствах. Впрочем, можно ли узнать, как кто себя чувствовал? Большинство людей тратит огромное количество сил, чтобы понять, как думают окружающие. А ведь это решительно невозможно. Прибор для чтения мыслей до сих пор не придумали, а без него нельзя знать, что думает другой человек, можно лишь предполагать. Точнее выдумывать. Кто-то утверждает, будто по поведению можно понять, что другой думает. Но это чушь. Поведение связано с действием весьма условно и хаотично. Один раз кто-то подумает, но не сделает, другой раз сделает не подумав. И, хуже того, у каждого человека сама система связи мысли и поведения уникальна, ее невозможно экстраполировать на другого.

Нет, не важно, что думает человек. Важно, как он действует. Потому что не мысли меняют мир, а поступки. Никакая идея, сама по себе, ничего изменить не способна. Идея может лишь толкнуть человека на какие-то действия, причем одних на одни, других совсем на другие. Кого-то страх обращает в бегство, кого-то толкает на подвиг.

Говорят, надо понимать, как думает противник. Тоже чушь. Нет способа узнать, как думает противник. Можно лишь попытаться вычислить, смоделировать поведение. И этот расчет делается не на основе выдумывания его мыслей, а на основе неоднократных наблюдений за его предыдущими действиями в различных ситуациях.

Наталья не могла залезть Ковалеву в голову, но на основании рассказов Пичугина она реконструировала поступки и мотивации, создавая матрицу вероятного поведения генерала. Одного напугаешь, он тут же побежит или сдастся. Другой в критической ситуации скорее пожертвует собой, чем даст другим умереть. Таким был Миша. А Ковалев, стоит его прижать, применит любую, самую неожиданную подлость, лишь бы выкрутиться. Он всегда заставляет противника действовать по своему плану, вынуждая на предсказуемые поступки, тогда как сам всегда поступает непредсказуемо. Мог ли он просчитать действия Натальи? Вероятно. Ведь он понял, что она носитель АКСОНа и что Стежневу не удалось всех убить, а значит, она непременно придет за ним. Как приходил Зверев. Да, это он просчитает. Ну что ж. Это неизбежно.

С другой стороны, он привык встречать опасность в лицо. Он не любит оставлять врагов за спиной. Для него лучше самое жесткое столкновение с проблемой, чем временный уход от нее, который обернется еще большими проблемами.

Наталья двигалась к эскалатору. В лосинах и топике ей не затеряться в толпе. На нее все пялятся, и Ковалев, конечно, ее сразу увидит. И это хорошо. В этом и был элемент мести. Пусть он увидит ее, пусть поймет, почему именно она, спустя пятнадцать лет, пришла за ним. И пусть он поймет, что ему от нее не уйти. Впрочем, он наверняка это давно понял и ждет.

Глава 20

В которой Ковалев пытается сбежать на самолете китайского министра, испугавшись нижнего белья главного специалиста по чуме, но она вынуждает его совершить другой поступок.

Ковалев почуял опасность намного раньше, чем Наталья ступила на эскалатор. Он потому и пересел в пиццерию, что заметил слежку. Генерал определил бы наличие соглядатаев, даже если бы за ним следили высококлассные сотрудники ФСБ. Слишком уж много разных слежек видел, чтобы не научиться определять фокус чужого внимания. Полицейским же до оперативников ФСБ было как до Луны, причем от Проксимы Центавра. Они прохаживались вокруг кресел в зале ожидания, напускали на себя безразличный вид, но при этом не спускали с Ковалева взгляд, то и дело тыкая себя пальцами в уши, прижимая наушники гарнитур связи, и делали другие, совершенно дилетантские ошибки. И это было хорошо. Это означало, что ФСБ в операции не участвует.

Ковалев сделал важный для себя вывод – ловушка для Пичугина сработала, и сейчас все внимание Трифонова сосредоточено на незадачливом внештатнике, возомнившем, что может тягаться с опытным генералом ФСБ, ветераном разведки и контрразведки. Иначе сейчас наблюдение вели бы не обычные полицейские.