Не все были убийцами

“Господи, должна же я как-то привезти тебя обратно!” Она обняла меня и прижала к себе. “Я ведь только хочу знать, куда тебя везти - в Берлин, в Коттбус или в Финстервальде”. “Но ты говорила о гестапо!”

“Кто-то же должен попугать тебя! А то до сих пор, кажется, тебе было все нипочем!”

Она улыбнулась мне, и лицо ее мгновенно преобразилось. Она излучала доброту, глаза ее смеялись. Неожиданно для самого себя я обнял ее. Мне никуда не хотелось отпускать ее. Она гладила меня по голове.

“Ты доставляешь мне цорес”, - сказала она.

От неожиданности у меня пересохло в горле. “Откуда ты это знаешь?” - спросил я.

“Что?”

“Цорес - это по-еврейски”.

“Ну вот, теперь я еще и еврейский знаю!” - засмеялась она. - “Дома у нас всегда так говорили. Может быть, Гитлер обращался бы с вами по-другому, если бы вы ему растолковали, что такое цорес”.

Я взял ее под руку, и мы медленно пошли в столовую.

“Значит, ты хочешь назад? К маме? И она сейчас в Берлине? Верно?”

“Да”.

“А ты знаешь, какое горе ей причинил?”

“Да, теперь я это понял”.

Она сочувственно кивнула. “Остается только надеяться, что твоя мама не натворит глупостей. Вы, конечно, скрываетесь? Как же трудно будет отвезти тебя в Берлин! Все матери отправляют своих детей оттуда, а ты хочешь назад. И вот что я тебе скажу”. Она остановилась. “Я делаю это только ради твоей матери. Всего бы лучше - оставить тебя здесь, да еще поколотить за твои проделки. Ладно, не нервничай. Я что-нибудь придумаю. И перестань плакать по ночам - дети слышат!”

Спустя несколько дней Эрна вошла в помещение, где у нас были импровизированные занятия, и во всеуслышание объявила: ей сообщили, что мой отец сейчас в отпуске и приехал с восточного фронта в Берлин. Отпуск у него только два дня, и он очень хочет повидаться со мной. Поэтому я после обеда должен собрать свои вещи и быть готовым к отъезду.

Однако отправиться в путь мы смогли лишь вечером. В Страсбурге мы четыре часа ждали поезд и только на рассвете, смертельно уставшие, приехали в Берлин. Эрна Нихоф отпросилась со службы, чтобы “отвезти меня на свидание к отцу, приехавшему в отпуск с восточного фронта”. “У меня остается еще два дня, и я могу навестить сестру, Я уж и забыла, как она выглядит”, - объяснила мне Эрна. Потом она предложила, если я хочу, сопровождать меня в поисках матери. По мнению Эрны, вместе с ней мне будет безопаснее.

“Наверное, я смогу лучше объяснить маме твое отсутствие”, - ласково улыбнувшись, прибавила она.

“Если бы я был старше, то женился бы на тебе”, - прошептал я.

“А я бы не вышла бы за тебя замуж”, - ответила она тоже шепотом. - “Немецкая женщина не должна выходить замуж за еврея. Это было бы противозаконно. Гитлер категорически против таких браков!”

“Позор для нации”, - сказал я.

“Вот именно”, - засмеялась она. - “И кроме того, нам нужно согласие твоей мамы - ведь ты же несовершеннолетний!”

Мы хохотали как сумасшедшие. Эрна даже погрозила мне - тише, не так громко. Мы сидели одни в старом, душном вагоне, но все же нужно было вести себя осторожнее - вдруг кто-нибудь ненароком услышит.

“Враг подслушивает”, - шепотом прочла она надпись на плакате, висящем на стене вагона. На плакате был изображен черноволосый человек с еврейской внешностью.

“Какого врага они имеют в виду?” - тихо спросил я.

“Тебя”, - ответила она. - “Ты ведь и есть тот самый. И тебя нам всем нужно остерегаться”.

Она крепче прижала меня к себе и выглянула в вагонное окно. Поезд ехал все медленнее и наконец остановился. Мы были уже недалеко от Берлина. Из вагонного окна было не слишком-то много видно, но издали были отчетливо слышны разрывы бомб и грохот зенитных орудий.

“Как же все разворочено”, - проворчала она. - “Если так и дальше пойдет, только бункер фюрера и уцелеет”.

Через несколько часов ожидания поезд изменил направление, и мы прибыли на Лертер, один из берлинских вокзалов. На метро мы добрались до Германплац, а оттуда пешком дошли до нашего садового домика.

В условленном месте ключа не было. Эрна Нихоф выжидательно взглянула на меня. “Идем”, - тихо сказала она. - “Сматываемся отсюда”.

Но дверь вдруг открылась. Перед нами стояла моя мать. Она сильно похудела. Рядом с внушительной фигурой Эрны она казалась особенно хрупкой. “Раньше она не была такой”, - подумал я.

“Мама”, - сказал я. - “Это Эрна”.

“Я сотрудница попечительской организации, привезла вашего мальчика”. Эрна протянула матери руку.

Мать не заметила протянутой руки. Видимо, она даже не понимала, что ей говорили.

“Он заблудился”, - добавила Эрна, все еще протягивая руку.

Мать нерешительно пожала протянутую руку, а я сказал: “Я вернулся бы раньше, но не удалось”. И поняв, как глупо все это выглядело, взглянул на Эрну.

“Может, нам лучше пройти в дом, там удобнее беседовать”, - сказала Эрна. Мать без возражений впустила ее внутрь.

Я быстро вошел вслед за Эрной. Мать закрыла дверь, но по-прежнему стояла у входа.

“Где вы его задержали?” - спросила она.

“На вокзале”, - ответила Эрна. Лицо ее приняло официальное выражение. “Он слонялся по вокзалу”.

“По какому еще вокзалу?” - в полном замешательстве спросила мать.

“По Штеттинскому”.