Не все были убийцами (История одного Берлинского детства)

«Но сейчас-то мне можно посмотреть», — попросил я.

«Хорошо, только подойди поближе к окну. А если он теперь нас видит, не беда — у меня ведь могут быть гости!»

Я поглядел на дом напротив. Гардины на окнах были задернуты, казалось, там никого нет.

«Лучше всего вам обоим оставаться в маминой комнате», — сказал мне Хотце. — «Если смотреть из соседского окна, в ней почти ничего нельзя увидеть. Да к тому же на окнах комнаты есть гардины. После того, как комнату проветрят, их обязательно нужно задергивать».

Взглянув на жену, он положил руку на ее плечо.

«Извини, я совсем забыла», — сказала фрау Хотце.

Она быстро подошла к окну и задернула гардины.

«Спать ты будешь в передней комнате — настоящий мужчина должен предоставить комнату с умывальником даме».

Хотце весело посмотрел на меня.

В отличие от комнат первого этажа обе комнаты были очень светлыми. Обставлены они были скромно. В моей комнате стояли кровать, стол, стул, шкаф. В комнате матери мебель была точно такая же, только вместо одного там было два стула. Вся мебель была выкрашена в белый цвет и казалась сделанной своими руками. Обе комнаты мне понравились.

«Так вот», — продолжал Хотце. — «Я не могу точно оценить любопытство нашего соседа, но от полевого бинокля даже гардины не защитят. Поэтому если кому-то из вас нужно пройти по комнате, желательно делать это как можно дальше от окна или пройти мимо него пригнувшись. Хорошо бы делать это уже с сегодняшнего дня. Да к тому же это неплохое спортивное упражнение, правда ведь?» — он улыбнулся и ласково взъерошил мои волосы. «Выходить на улицу тебе нельзя — дома здесь стоят слишком близко один к другому. Никогда не знаешь, что у соседей на уме — люди-то ведь всякие бывают! Ну, что вы на это скажете?»

Мать кивнула и тоже улыбнулась. «Ночью мы будем ходить согнув колени, а днем потренируемся проползать под подоконником».

Хотце не знал, шутит мать или говорит серьезно. Однако он был настроен по-деловому и в заключение сказал, что закрывать или открывать окна могут только его жена или Мартхен.

Иногда, находясь в очень светлом помещении, я и сегодня ощущаю какую-то внутреннюю необходимость пройти мимо окна пригнувшись.

Позже Мартхен успокоила нас, сказав, что на самом деле все не так уж страшно. Но тем не менее мы проходили мимо окон пригнувшись. Это отрицательно повлияло на нашу осанку — мы стали горбиться, особенно мать. Я был меньше ростом, поэтому горбился не так сильно. Мать пыталась исправить свою осанку — она занималась гимнастикой и заставляла меня тоже делать физкультурные упражнения. Однако ее стали мучить довольно сильные бои в спине. Особенно это было заметно, когда она поднималась со стула.

Мартхен часто приглашала нас спуститься вниз. На окнах первого этажа были жалюзи и плотные гардины. Если гардины задернуть, то снаружи невозможно было увидеть, что происходит в комнате.

Фрау Хотце доставляло большое удовольствие беседовать с матерью о политике. Она почти каждый вечер приглашала нас в столовую, угощала меня домашним лимонадом, а мою мать — рюмочкой яичного ликера.

«Неужели ты никогда не интересовалась политикой?» — удивлялась фрау Хотце.

«Когда у женщины больной муж и двое сыновей, времени на подобные вещи уже не остается», — осторожно отвечала мать, прихлебывая свой ликер маленькими глотками.

«Но ведь это всегда было так важно!»