Не все были убийцами (История одного Берлинского детства)

Мы с матерью молчали. Сидя в нашей траншее, мы вслушивались в наступившую тишину. Может, у русских кончились боеприпасы? А может, немцы сейчас откроют встречный огонь?

Но орудийных залпов больше не было слышно. Спустя несколько часов — мы только что задремали — мы услышали приближающийся шум моторов. Сначала мы подумали, что это опять американские бомбардировщики. Однако приближающийся шум не был похож на гул самолетов.

«Это дизельные двигатели», — прошептала Мартхен. — «Или наши начали встречное наступление, или русские, все разгромив, едут на своих громадных танках».

Рев моторов становился все громче. Нам показалось — машины приближаются к нашему дому.

Мартхен вскочила с места. «Наверное, стрелять не будут», — прошептала она. — «Посмотрим, что происходит на улице».

Я никогда еще не видел ее такой возбужденной. Она осторожно открыла дверь и прислушалась. Потом медленно вышла из траншеи. Мы последовали за ней.

Зрелище было захватывающее. В утренних сумерках все казалось призрачным, каким-то нереальным. Один за другим мимо нас проезжали танки. Их люки были приоткрыты. Из люков выглядывали головы в странных шлемах. У многих танков крышки люков были откинуты назад, и на них, развалясь на пышных перинах, лежали солдаты в формах защитного цвета.

«Они стащили эти перины в пустующих домах», — прошептала Мартхен и тихо засмеялась. — «Наверное, они так быстро гнались за нашими, что очень устали и теперь отдыхают».

А танки все шли и шли. Казалось, им не будет конца. Затаив дыхание, мы стояли и смотрели на эту бесконечную колонну. Вдруг мы увидели фрау Риттер, нашу соседку из дома напротив. Она тоже стояла возле своего забора.

«Откуда у русских столько целых танков?» — стараясь перекричать рев моторов, спросила она. — «Нам же все время говорили — русские за два последних месяца совершенно выдохлись, у них почти не осталось военной техники».

«Потише, пожалуйста!» — прикрикнула на соседку мать.

Сияющими глазами она смотрела на проходящие мимо танки.

«Мы выдержали! Все уже позади!» — обернулась она к Мартхен.

Она схватила меня в охапку и прижала к себе. И откуда у нее взялось столько сил? Отпустив меня, она порывисто обняла Мартхен. Мне даже показалось — мать хочет танцевать с ней. Потом мать громко запела что-то.

Один из солдат высунулся из башни танка и повернулся в ее сторону. Он что-то прокричал матери, та засмеялась. Я никогда не слышал, чтобы она так смеялась — каким-то особенным, горловым смехом.

Поведение матери, по-видимому, испугало Мартхен. Она непроизвольно отодвинулась в сторону.

«Ты поняла, что сказал солдат?» — попыталась она отвлечь мать.

«Да».

Мать перевела дух и опять засмеялась.

«Он сказал пошлость. Но это была самая лучшая пошлость, которую я когда-либо слышала».

Она все еще обнимала Мартхен.

«Теперь мы начнем жить, Мартхен. Теперь мы заживем. Мы станем обычными, нормальными людьми. Совсем как остальные».

От волнения ее пошатывало. Мне даже стало страшно — она показалась мне слегка спятившей.

Мартхен крепко держала мать. «Откуда ты знаешь русский?» — спокойным голосом спросила она.

Мать взглянула на Мартхен и так же спокойно ответила:

«Я долгое время училась в Праге. И жила в интернате. Там преподавали русский язык. Это был обязательный предмет».

Тем временем стало совсем светло. Мимо нас нескончаемой вереницей с грохотом шли и шли русские танки. Мы смотрели на них, не отрываясь.

«А где ты так хорошо немецкий выучила?» — спросила Мартхен.

«Дома мы говорили по-немецки, по-польски и на идиш. Я ведь родилась в Австро-Венгрии. Мой отец был офицером австрийской армии и погиб во время первой мировой войны».

«Хорошо, хорошо».

Мартхен втащила мать в дом и закрыла за собой дверь. Обе, казалось, совершенно забыли обо мне. Я стоял у садовой калитки и глядел на русских солдат, на их гимнастерки, на их небритые лица, на украденные перины, на которых спали эти уставшие люди.

«Русские совсем непохожи на выигравших войну», — подумал я.

А может, это и не русские вовсе, а замаскированные эсэсовцы? Все происходящее было для меня совершенно невероятным. Мать сказала — теперь мы сможем жить «как нормальные люди». А что это такое — «жить как нормальные люди»? Я просто не мог представить себе, как можно жить, не прячась, не скрываясь. Это стало для меня «нормальной» жизнью. Но может быть, когда-нибудь все и изменится.

Я не мог отвести взгляд от проходящих мимо танков и терпеливо ждал, пока последняя машина не скрылась из виду. Неужели именно с этими танками Рольф думал справиться с помощью своего ручного гранатомета? Я медленно направился к дому. Мартхен с матерью сидели в гостиной. Мартхен крутила ручки радиоприемника. На столе стояла бутылка яичного ликера.

«Посиди с нами», — сказала Мартхен. — «Я думаю, тебе тоже можно немного выпить. Сегодня мы празднуем наше второе рождение».

«Родиться заново может только тот, кто перед этим умер».

«Правильно!» — воскликнула мать и залпом выпила еще одну рюмку. — «Мы и были мертвыми».

Мартхен тихонько выругалась — она никак не могла поймать БиБиСи.