Не все ли равно, что думают другие?

В самолете я обдумывал вопрос с десятой рекомендацией. Я хотел тщательно изложить свои аргументы на бумаге, поэтому, добравшись до своего отеля в Нью-Йорке, написал мистеру Роджерсу письмо, в конце которого добавил: «Эта рекомендация напоминает мне смотр готовности полета, проводимый НАСА: есть несколько серьезных проблем, но не беда – продолжайте летать!»

Была суббота, и мне хотелось, чтобы мистер Роджерс прочитал мое письмо до понедельника. Поэтому я позвонил его секретарю – все работали по семь дней в неделю, чтобы вовремя подготовить отчет, – и сказал:

– Мне бы хотелось продиктовать вам письмо; могу ли я это сделать?

Она говорит:

– Конечно! Чтобы сэкономить вам деньги, я прямо сейчас вам перезвоню.

Она перезванивает мне, я диктую письмо, и она вручает его Роджерсу.

Когда я вернулся в понедельник, мистер Роджерс сказал:

– Доктор Фейнман, я прочитал ваше письмо и согласен со всем, что в нем написано. Но вы остались в меньшинстве.

– В меньшинстве? Но как же я мог остаться в меньшинстве, если заседания не было?

Кил тоже присутствовал во время этого разговора. Он говорит:

– Мы позвонили всем, и все согласились с этой рекомендацией. Все проголосовали за нее.

– По-моему, это нечестно! – запротестовал я. – Если бы я мог представить свои аргументы другим членам комиссии, то не думаю, что остался бы в меньшинстве. – Я не знал как быть, и потому сказал: – Я бы хотел сделать копию письма.

Когда я вернулся, Кил говорит:

– Мы только что вспомнили, что не говорили об этом с Хотцем, – он был на каком то заседании. Мы забыли получить его голос.

Я не знал, как это расценивать, но впоследствии выяснил, что мистер Хотц находился в том же здании, неподалеку от копировального аппарата.

Позднее я поговорил о десятой рекомендации с Дэвидом Эчесоном. Он объяснил:

– Это на самом деле ничего не значит; это всего-навсего дань вежливости, обычная сентиментальная чушь.

Я сказал:

– Что ж, если она не имеет никакого значения, значит, в ней нет необходимости.

– Будь это комиссия Государственной академии наук, ваши возражения были бы вполне уместны. Но не забывайте, – говорит он, – это президентская комиссия. Мы должны сказать что-то для президента.

– Не вижу разницы, – сказал я. – Почему я не могу быть объективным и научным, когда пишу отчет для президента?

Наивность не всегда срабатывает: мой аргумент не возымел никакого воздействия. Эчесон продолжал твердить мне, что я раздуваю проблему из ничего, а я продолжал говорить, что это ослабляет наш отчет и рекомендация не должна пойти.

И вот чем все закончилось: «Комиссия настоятельно рекомендует, чтобы НАСА продолжала получать поддержку администрации президента и народа…» – вся эта сентиментальная чушь, «чтобы сбалансировать».

Когда я летел домой, я мысленно говорил себе: «Забавно, что единственная часть отчета, которая действительно сбалансирована, так это мой собственный отчет: я говорил много негативного о двигателе и много позитивного об электронике. И мне пришлось бороться с ними, чтобы его приняли хотя бы как паршивое приложение!»

Я подумал о десятой рекомендации. Все рекомендации были основаны на обнаруженных нами доказательствах, кроме этой последней, не основанной вообще ни на чем. Мне это просто бросалось в глаза. Ведь очевидно, что это ошибка! Из-за нее весь наш отчет выглядел плохо. Я очень беспокоился.

Приехав домой, я поговорил со своей сестрой Джоан. Я рассказал ей о десятой рекомендации и о том, как я остался «в меньшинстве».

– А ты позвонил кому-нибудь из остальных членов комиссии, чтобы поговорить с ними лично? – спросила она.

– Ну, я говорил с Эчесоном, но он был «за».

– А другие?

– Э, нет.

И я позвонил трем другим членам комиссии – назову их А, B и C.

Звоню А – и он говорит: «Какая десятая рекомендация?»

Звоню B – и он говорит: «Десятая рекомендация? Это вы о чем?»

Звоню C – и он говорит: «Разве ты не помнишь, олух? Я был в офисе, когда Роджерс впервые рассказал нам о ней, и я не вижу, что с ней не так».

Оказалось, что о десятой рекомендации знали только те люди, которые находились в офисе Роджерса, когда тот нам о ней сказал. Больше я не стал никому звонить. С меня хватит – не было у меня ощущения, что я должен открывать все сейфы, чтобы убедиться, что все комбинации одинаковы![57]

Потом я рассказал Джоан о своем отчете – насколько его выхолостили, хоть он и шел как приложение.

Она говорит:

– Что ж, если они сотворили такое с твоим отчетом, то чего ты достиг тем, что был в этой комиссии? Каковы результаты твоей работы?

– Ага!

Я отправил мистеру Роджерсу телеграмму:

ПОЖАЛУЙСТА, СНИМИТЕ С ОТЧЕТА МОЮ ПОДПИСЬ В ТОМ СЛУЧАЕ, ЕСЛИ НЕ БУДУТ ВЫПОЛНЕНЫ ДВЕ ВЕЩИ: 1) В ОТЧЕТЕ НЕ БУДЕТ ДЕСЯТОЙ РЕКОМЕНДАЦИИ, 2) МОЙ ОТЧЕТ ПОЯВИТСЯ БЕЗ ИЗМЕНЕНИЙ ПО ВАРИАНТУ № 23.

(К тому моменту я уже знал, что следует определять все очень точно.)