Не все ли равно, что думают другие?

Официальное руководство, с другой стороны, заявляет, что, по их мнению, вероятность отказа в тысячу раз меньше. Одной из причин этого может быть попытка убедить правительство в совершенстве и успешности НАСА, чтобы обеспечить поддержку фондов. Другая причина, быть может, в том, что они искренне верят, что все это так на самом деле, демонстрируя почти немыслимое отсутствие передачи информации между менеджерами и работающими у них инженерами.

Как бы то ни было, все это имело весьма печальные последствия, самое серьезное из которых состоит в поощрении обычных граждан к полету в столь опасной машине, – так, словно здесь достигнута такая же безопасность, как и на обычном авиалайнере. Астронавты, как и летчики-испытатели, знают, насколько рискуют, и мы воздаем им почести за их бесстрашие. Кто может сомневаться, что Мак-Олифф[61] тоже была невероятно отважным человеком, который гораздо в большей степени осознавал риск, на который идет, чем НАСА показывало это нам?

Так давайте дадим рекомендации, гарантирующие, что официальное руководство НАСА ведет дела в реальном мире, понимая технологические слабости и недостатки в достаточной мере для того, чтобы активно пытаться устранить их. Они должны жить в реальном мире при сопоставлении затрат и полезности шаттла с другими методами покорения космоса. И они должны быть реалистами в составлении контрактов и оценке стоимости и сложностей каждого проекта. Следует предлагать только реалистичные графики выполнения полетов, – графики, имеющие разумную вероятность быть реализованными. Если при этом правительство не поддержит НАСА, значит так тому и быть. НАСА обязана быть откровенной, прямой и честной с гражданами, у которых она просит поддержки, чтобы эти самые граждане могли принимать самые мудрые решения, как именно им использовать свои ограниченные ресурсы.

Для успешной технологии реальность должна иметь приоритет над общественным мнением, ведь Природу не обманешь.

Эпилог

Предисловие

Когда я был моложе, я считал, что наука для всех творит добро. Наука, несомненно, приносила пользу; она была хорошая. Во время войны я работал над атомной бомбой. Результат этих научных исследований, безусловно, был делом очень серьезным: он означал истребление людей.

После войны я сильно беспокоился из-за бомбы. Я не знал, каким станет будущее, и, конечно, ни в малейшей степени не был уверен, что мы продержимся до сих пор. Поэтому одним из вопросов было – несет ли в себе наука некое зло?

Иначе говоря – какова ценность науки, которой я себя посвятил, которую я любил, – если я видел, какие ужасные вещи она способна творить? На этот вопрос я должен был ответить.

«Ценность науки» – это, если хотите, своего рода отчет о многих из тех мыслей, что приходили мне в голову, когда я пытался ответить на этот вопрос.

Ричард Фейнман

Ценность науки [62]

Время от времени люди намекают мне, что ученые должны больше внимания уделять социальным проблемам – в частности, что они должны быть более ответственными, рассматривая воздействие науки на общество. Похоже, общепринятое мнение состоит в том, что если бы ученые занимались только этими весьма сложными социальными проблемами и не проводили бы так много времени в забавах, решая не столь жизненно важные научные проблемы, то тем самым достигли бы гигантских успехов.

Мне кажется, что мы действительно размышляем время от времени об этих проблемах, но не посвящаем этому все свое время и энергию – потому что знаем: у нас нет никакой магической формулы для решения социальных проблем, социальные проблемы намного сложнее естественно-научных, и размышления о них обычно так ни к чему и не приводят.

Я полагаю, что ученый, рассматривая ненаучные проблемы, разбирается в этом не лучше любого другого, – и, говоря о ненаучных материях, выглядит столь же наивным, как и всякий непрофессионал. Вопрос ценности науки не является научным предметом, а потому эта речь посвящена подтверждению моей точки зрения – на примерах.

Первое, в чем состоит ценность науки, знакомо каждому. Это те научные знания, благодаря которым мы можем совершать всевозможные действия и создавать всевозможные вещи. Конечно, если мы создаем что-то хорошее, это не только заслуга науки, но и нравственный выбор, следствием которого стала хорошая работа. Научные знания дают нам силу делать либо хорошее, либо дурное, но не содержат инструкции, как их использовать. Такая сила имеет безусловную ценность – даже при том, что может свестись на нет чьими-либо действиями с этой силой.

Я понял, как выразить эту общечеловеческую проблему, во время путешествия в Гонолулу. Там, в буддийском храме, экскурсовод немного объяснил туристам, что такое буддизм, и в самом конце добавил, что скажет сейчас то, что они никогда не забудут, – и я запомнил это навсегда. Это была буддистская притча:

Каждому человеку дается ключ к вратам небес;
тот же ключ открывает врата ада.