Читаем Не все ли равно, что думают другие? полностью

Это означает, что фосфор, который находится в мозге крысы – а также в моем, и вашем, – не тот же самый фосфор, который был две недели назад. Это означает, что атомы, которые находятся в мозге, сменяются: те, что были там прежде, ушли.

И тогда – что же такое наш мозг: что это за мыслящие атомы? Картофель за прошлую неделю! Теперь они могут помнить то, что делалось у меня в мозге год назад, – в мозге, который давно уже весь сменился.

Следует отметить, что то, что я называю своей личностью, – лишь шаблон, или танец, именно это оно означает, когда обнаруживаешь, сколько времени требуется на то, чтобы одни атомы мозга заместились другими. Атомы приходят в мой мозг, танцуют свой танец, а затем уходят, – атомы в нем всегда новые, но всегда исполняют тот же самый танец, помня, какой танец был вчера.

Когда мы читаем об этом в газете, там говорится: «Ученые утверждают, что это открытие может оказаться важным для поиска лекарства от рака». Статья придает значение лишь применению идеи, но не самой идее. Вряд ли кто-то может понять важность идеи, так это необычно. Разве только некоторые, быть может, улавливают смысл. И когда ребенок улавливает смысл подобной идеи, мы имеем ученого. Когда люди учатся в университетах, уже слишком поздно[63], чтобы они могли проникнуться духом, поэтому мы должны пытаться объяснить эти идеи детям.

А сейчас я хотел бы перейти к третьей ценности, которая есть у науки. Она чуть менее непосредственная, но не совсем. Ученый обладает огромным опытом неведения, сомнений и неуверенности, и этот опыт, по-моему, имеет очень большое значение. Когда ученый не знает ответа на задачу, он пребывает в неведении. Когда у него есть догадка относительно того, каков результат, он не уверен. И когда он уже практически уверен в том, каким должен быть результат, он по-прежнему пребывает в некотором сомнении. Мы придаем этому первостепенную важность, ведь, чтобы двигаться вперед, мы должны признать наше невежество и оставить место сомнениям. Научные знания – набор утверждений различной степени достоверности: одни более зыбкие, другие почти надежные, но нет ни одного абсолютно достоверного.

Так вот, мы, ученые, привыкли к этому, и мы принимаем как данность, что быть неуверенным – абсолютно нормально, что жить и не знать – возможно. Но я не знаю, все ли понимают, что это действительно так. Наша свобода сомневаться родилась из борьбы с авторитетами на заре науки. Это была очень серьезная и суровая борьба: позволить себе задаться вопросом – усомниться – не быть уверенным. Я думаю, важно, чтобы мы не забыли об этой борьбе, и тогда мы, возможно, не потеряем то, чего добились. И в этом – наша ответственность перед обществом.

Мы все расстраиваемся, когда думаем о тех поразительных потенциальных возможностях, которыми, судя по всему, наделен человек, в сравнении с тем, сколь мало они реализуются. Снова и снова люди думали о том, что́ мы могли бы сделать гораздо лучше. Люди прошлого сквозь кошмары своего времени видели мечту о будущем. Мы, из их будущего, видим, что их мечты, в каком-то отношении превзойденные, во многих отношениях так и остались мечтами. Надежды на будущее сегодня в значительной степени те же, что и вчера.

Когда-то считалось, что возможности, которыми обладают люди, не развиваются, потому что большинство людей невежественны. Могут ли все люди быть вольтерами при всеобщем образовании? Дурному научить можно по крайней мере с не меньшим успехом, чем хорошему. Образование – великая сила, но как во благо, так и во зло.

Коммуникация между народами должна способствовать пониманию – так возникла еще одна мечта. Но механизмами коммуникации можно манипулировать. Сообщение может быть истинным или ложным. Коммуникация – великая сила, но и она тоже – как во благо, так и во зло.

Прикладные науки должны избавить людей по крайней мере от материальных проблем. Медицина властвует над заболеваниями. И результаты здесь на первый взгляд все во благо. Однако сегодня кто-то кропотливо работает над тем, чтобы создать страшные вирусы и яды для применения в завтрашней войне.

Войну не любит почти никто. Наша мечта сегодня – мир. В мирное время человек способен лучше всего развить те великие возможности, которыми он, вероятно, обладает. Но быть может, люди будущего сочтут, что и мир тоже может оказаться как во благо, так и во зло. Возможно, мирные люди запьют с тоски. Тогда, возможно, спиртное станет огромной проблемой, которая воспрепятствует человеку реализовать те свои способности, которые, по его мнению, он должен реализовать.

Очевидно, что мир – великая сила, как и трезвость, материальное производство, коммуникации, образование, честность и идеалы множества мечтателей. Мы вынуждены держать под контролем больше сил, чем приходилось людям в древности. И быть может, мы делаем это чуть лучше, чем могли сделать большинство из них. Но то, что мы должны еще суметь сделать, выглядит гигантским в сравнении с нашими сумбурными достижениями.

Почему так? Почему мы не можем преодолеть самих себя?

Перейти на страницу:

Все книги серии Наука: открытия и первооткрыватели

Не все ли равно, что думают другие?
Не все ли равно, что думают другие?

Эту книгу можно назвать своеобразным продолжением замечательной автобиографии «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!», выдержавшей огромное количество переизданий по всему миру.Знаменитый американский физик рассказывает, из каких составляющих складывались его отношение к работе и к жизни, необычайная работоспособность и исследовательский дух. Поразительно откровенны страницы, посвященные трагической истории его первой любви. Уже зная, что невеста обречена, Ричард Фейнман все же вступил с нею в брак вопреки всем протестам родных. Он и здесь остался верным своему принципу: «Не все ли равно, что думают другие?»Замечательное место в книге отведено расследованию причин трагической гибели космического челнока «Челленджер», в свое время потрясшей весь мир.

Ричард Филлипс Фейнман

Биографии и Мемуары

Похожие книги