Не все мы умрем

Едва он уехал, Евгения быстренько вынула из морозилки мясо, буханку черного хлеба, которая там тоже почему-то лежала, и молоко в пакете, превратившееся в лед. Все предусмотрено так, чтобы продукты не пропали. Она посмотрела на число на пакете молока, оказалось — десятидневной давности. Понятно. На даче бывает не каждый день. А как же Лентяй? Кто его кормит? Значит, Герман живет здесь не один. Кто еще? Может быть, тот, который с руками-граблями?

Евгения отправилась осматривать дом.

Первый этаж. Рядом с кухней — пустая комната, застеленная матами. На одном из матов в углу — свернутая постель. Так и есть — здесь кто-то спит. А на остальных матах кто спит? Отряд спецназа, что ли?

Еще одна дверь — Евгения толкнула. Какая приятная неожиданность: ванная комната. Маленькая, но уютненькая, даже кафель на стеночках есть. А вода, интересно, есть? Из крана полилась красноватая от ржавчины вода, сначала холодная, а потом все горячей и горячей, и цвет воды постепенно стал вполне нормальным.

То, что она нашла рядом с ванной туалет, ее уже не удивило. Ей все это нравилось. О! А за спортивной комнатой обширная стеклянная веранда, правда, без занавесочек. И вид у нее нежилой — на деревянном столе слой пыли, на подоконниках — засохшие мухи. И действительно, зачем ему веранда, раз бывает не каждый день?

Закончив с первым этажом, Евгения поднялась на второй. И сразу — направо. Дверь в комнату хозяина была не заперта, поскольку замка в ней не было.

Ну что можно сказать об ее обитателе? Ничего нельзя сказать. Точно такая же комнатка, как у нее. И так же постель не застелена, никаких вещей на стульях не висит, все спрятано в шифоньер. Все вещи там. Она открыла его створки.

Джинсы. Евгения внимательно осмотрела их. Уж ее-то не проведешь. Не китайский ширпотреб — джинсы фирменные: Левис. Так-так-так: мужские сорочки. Что там на этикеточках написано? Евгения такую фирму даже не знала. Но качество ткани! Хлопковое полотно без единого утолщения, швы, пуговицы — себе-то вещи он покупает не в универмаге рядом со станцией электрички.

Дальше Евгения вынула костюм на вешалке. Он был из льна. Прекрасный костюм! Такой дерюжный-дерюжный и такой дорогой-дорогой! Мешковина от кутюр.

Ооооо! Смокинг! Она погладила ладонью шелковые лацканы. Слов нет.

К смокингу полагаются бабочки. И бабочек столько, сколько в саду. Она взяла горсть и по одной стала ронять их на полку. Потом еще раз подняла — и опять задумчиво уронила. Смокингов не бывает ни у киллеров, ни у спецназовцев, ни у фээсбэшников, ни у гэрэушников. Смокинги им ни к чему. Кто вы, доктор Зорге?

Аккуратная стопочка носовых платков, явно купленных не на оптовом рынке. Нижнее белье Евгения смотреть постеснялась. Зато внимательно изучила обувь.

— Ну, что сказать про вас, Герман Генрихович? Вы явно живете не на одну зарплату. Обувь тоже вся высшего качества, каблуки не стоптаны, размер — сорок четвертый, что вполне соответствует вашему росту.

Почему вы, Герман Генрихович, совершили надо мной такое насилие? — Она бросила короткий взгляд на школьную юбочку. — Вы думаете, я долго буду это терпеть? — стоя перед раскрытым шкафом, рассуждала вслух Евгения Юрьевна, юная пионерка тридцатых годов, как вдруг ее ног коснулось что-то теплое и пушистое. Она от неожиданности вскрикнула и прижала мужские туфли к груди; ей показалось, что Ежик неожиданно вернулся и встал за ней.

Но у ног крутился черный водолаз и, высунув язык, смотрел на нее снизу вверх и улыбался. Услышав, что в комнате хозяина разговаривают, пес, естественно, бесшумно поднялся, а Евгения, занятая расследованием, его не заметила:

— Ах! Как ты меня напугал! Разве так можно подкрадываться?

Лентяй опустил большую лобастую голову и тявкнул: извини, мол, больше не буду.

— Ладно, — сказала Евгения, закрывая шкаф. — На первый раз прощаю. Показывай, что у вас тут еще есть?

Пес оглянулся на дверь, и Евгения вышла из комнаты. Лентяй вылетел за ней стрелой и в два прыжка очутился в конце коридора перед лесенкой на чердак. Наверху тоже замка не было, просто прикрыто крышкой, но лестница была крутая, из толстых железных прутьев, и Евгения на всякий случай спросила:

— А ты сам залезешь? Я ведь тебя не втащу!

Пес завыл, прося его взять с собой. Женщина в своей пионерской юбочке полезла на чердак, а Лентяй — вот что странно! — как ни в чем не бывало лез за ней да еще подталкивал мохнатой головой в сатиновые фонарики. Сгибает лапу там, где у человека запястья, и так подтягивается, цепляясь за железные прутья.

— Это что? — удивилась Евгения. — Тебя Герман так лазить научил?

Услышав имя хозяина, пес зарычал.

— А! — догадалась она. — Значит, его действительно зовут Герман. Вот ты и проговорился!

Лентяй зарычал вторично, рванулся — и оказался на чердаке.

— Тогда, может, он еще и Герман Генрихович? Генрихович? Признавайся!

Пес залаял, как на луну, потом чихнул — на чердаке было пыльно и жарко от раскаленной железной крыши.

Евгения засмеялась: