Не все мы умрем

Генерал садится в кресло и толстыми пальцами начинает перебирать купюры. Руки не слушаются, суставы не гнутся, со счета он поминутно сбивается и начинает снова. Это тебе не учебный полигон, понимаешь, где попал не попал, все сойдет, где условный противник все выдержит. Тут денежки не условные, поэтому и ошибиться никак нельзя, надо точно в яблочко. Генерал бубнит и по тысяче раскладывает на столе. Барсуков смотрит и удивляется: чего считать-то, купюры пятисотрублевые. Двадцать вместе сложил, вот тебе и десять тысяч. Десять раз по десять — вот тебе и твоя доля.

А Евгения в это время занимается с Толстолобиком. Завотделом реализации деньги сосчитал в момент. В момент они и исчезли. Куда — неизвестно. Толстолобик поднял на Евгению улыбающееся довольное лицо.

— Ну что? — спросил он, потирая руки. — Другими бумажками займемся?

Евгения протянула ему документы на пенициллин. Процедура сожжения бумаг повторилась, только на этот раз в фаянсовой урне для окурков, где пепла было и без того достаточно. На компьютере Толстолобик нашел файл «пенициллин» и тоже уничтожил. Достал заготовленный бланк на списание просроченного лекарства и размашисто подписал документ. Поднял телефонную трубочку:

— Товарищ генерал, это Толстолобик. Можно к вам на подпись? Иду.

Когда Евгения вошла к генералу, тот сидел потный и красный, но денег на столе уже не было. Улыбающийся Барсуков развалился в кресле. Без лишних слов, не глядя, Шишов подмахнул бумажку, и в сознании участников акции лекарства мгновенно были уничтожены в огне за складами МЧП.

Барсуков засопел:

— Владимир Сергеевич, мы пойдем обсудим наши следующие негоции, но чтобы, конечно, они не противоречили дальнейшим видам России.

Генерал ничего не понял, но согласно кивнул: «Толстолобик мужик ушлый, нашего не упустит. Нехай обсуждает идет».

Втроем они возвратились в кабинет завотделом.

— Семен Семенович, что у вас есть хорошенького?

— Канамицина сульфат. Ампулы по 0,5 грамма.

— А это что такое? — поинтересовался Барсуков.

— Хронические формы туберкулеза лечит. Сроки его на излете, но он японский.

Барсуков сидел неподвижно и соображал. Вдруг спросил:

— А когда истекает срок?

— В августе.

— А по сколько уступите?

Толстолобик боялся, что он с ходу откажется. Слишком уж долго думает. Как бы не пришлось действительно сжигать. И тогда ни себе ни людям.

— Упаковка стоит сто рублей, а я уступлю вам за тридцать, — промямлил он. — Пойдет?

— Евгения Юрьевна, что вы об этом думаете? — спросил Барсуков.

— Упаковочку покажите, — попросила Евгения.

На столе появилась красивая пластмассовая коробка в виде «дипломатика».

— Умеют, сволочи, делать. Приятно вещь в руки взять, — сказал Барсуков, протягивая руку к столу. И открыл «дипломатик». Внутри двадцать ампул. Резачок, как положено, и инструкция на японском, английском и русском.

— Евгения Юрьевна, я свои очки забыл, — соврал Барсуков, — прочтите, пожалуйста, нам.

Евгения тут же сообразила, чего хочет от нее шеф. Чтобы она прикинула приблизительные объемы.

— По 0,5 грамма два раза в день в мышцу в течение первого месяца с перерывом каждый седьмой день. Затем по одному грамму два раза в день каждый третий день на протяжении одного — трех месяцев.

Итого — лечение минимум два месяца. Про разведение препарата дистиллированной водой, физиологическим раствором и новокаином она читать не стала. Это не имело никакого значения. Она быстро прикинула в уме. Один месяц 48 ампул по 0,5, следующий месяц — десять по грамму дважды — 40 ампул по 0,5, и это, как минимум, 88 ампул на человека. В нашей стране в местах заключения находится около одного миллиона человек. По статистике каждый десятый болен туберкулезом. Значит, нужно восемь миллионов восемьсот тысяч ампул. А скорее — в два раза больше. И Евгения тут же спросила:

— А сколько у вас в наличии?

Толстолобик глянул в компьютер:

— Девятьсот тысяч упаковок. Восемнадцать миллионов ампул.

Евгения выразительно посмотрела на Барсукова. Они работали уже не первый год вместе, и шеф понял: надо брать, и брать надо все.

— А если мы возьмем у вас триста тысяч упаковок? — спросил Барсуков. — Вы нам снизите цену?

Глаза Толстолобика загорелись, как костер на пустыре за МЧП, и тут же погасли. Надо соглашаться, а то вообще все сгорит.

— Отдам за двадцать пять.

— Ну, это много.

— А что я буду делать с остальными? — заскулил Толстолобик.

«Сжигать», — подумал про себя Барсуков, а вслух сказал:

— А если возьмем половину? Уступите?

— До двадцати.

Евгения с Барсуковым переглянулись.

— Видите ли, в чем дело, Семен Семенович. — Евгения положила на стол кошелку с частью долларов, которые они вынесли с фирмы «Неофарм». — У нас в наличии есть как раз сумма, за которую мы согласны взять всю партию канамицина, но по десять.