Не все мы умрем

Буланов, пока рассказывал, все хотел дернуть его за волосы: он подозревал, что это парик. Но у гостя были такие страшные глаза, что лучше с ним не связываться: холодные, стальные — не глаза, а льдинки. Буланов сразу подумал: этот тоже «уроет», но не его, а Мокрухтина.

С кем только не сталкивала его судьба! Он, конечно, догадывался, что в спецслужбах должны быть люди, которые выполняют деликатные поручения, но от одного взгляда на этого рыжего Буланова продирал такой жуткий мороз, что ему казалось, будто он покрывается инеем.

Хозяин подробно описывал, что произошло за последние дни, гость внимательно слушал, ни разу не перебив.

— Накануне визита этого уголовника меня посетил депутат Государственной думы Орехов. Я не знаю, есть ли какая-нибудь связь между этими двумя визитами, подозреваю, что есть. С Ореховым дружим давно — с тех самых пор, когда он был первым секретарем Калининского обкома.

Гость никак не отреагировал, но у Буланова появилось однозначное ощущение, что рыжий мужик про Орехова знает.

— Орехов приехал как обычно: отдохнуть, порыбачить, лесом подышать. Только охранники были у него другие. И впервые он спросил про мой бизнес. Раньше никогда не интересовался.

«Уголовник хоть что-то говорил, а этот вообще молчит», — подумал Буланов. И вынужден был продолжить:

— Когда Мокрухтин протянул мне этот список, он силился сказать, что мне никто не поможет, даже мой друг Орехов, который у Мокрухтина в кулаке. И мне показал кулак: ты у меня тоже вот здесь! Такое впечатление, что Мокрухтин говорил о каком-то компромате. На кого — на меня? на Орехова? — понять невозможно.

Гость еще помолчал, потом поднялся, пожал руку и уехал. Долго смотрел ему вслед Буланов. Человек, ты зачем приходил?

Этот риторический вопрос был снят, когда через несколько дней по телевизору показали сюжет криминальной хроники: Мокрухтин лежал в свой кровати с двадцатью ножевыми ранами. Да еще и с пулей в груди.

Буланов подумал, что его гость явно перестарался.

Часть I Евгения Юрьевна

Глава первая

Майским теплым утром Евгения ехала в свой офис на Гоголевском бульваре. Вышла на Кропоткинской, вдохнула пахнущий весной воздух, зажмурилась от солнца, игравшего на позолоте куполов храма Христа Спасителя — он стоял тогда в лесах, — и перешла улицу.

Офис располагался на четвертом этаже здания, которое занимало АО «Внешторгобъединение». Евгения подозревала, что АО и «объединение» это такая же фикция, как и ее контора, только большая фикция, а у них маленькая. Ее офис состоял из пяти человек: президент, генеральный директор, главный бухгалтер, секретарша — по совместительству массажистка и любовница по первому требованию, личный шофер президента, он же менеджер, он же грубая мужская сила, то есть и вышибала и грузчик в зависимости от обстоятельств. Народу, как видите, в конторе было немного, функций значительно больше, отсюда всеохватность деятельности такой организации.

Евгения не знала, чем торговало «Внешторгобъединение», и торговало ли вообще, но их контора торговала всем, особенно хорошо шел «воздух». Так в разговоре президент называл сделки, которые она как генеральный директор проводила. В обществе с очень ограниченной ответственностью, каким являлся их «Экотранс», в наличии не было ничего, кроме набора офисной мебели, пары компьютеров с периферией, факса и мини-АТС на четыре номера. Один номер в кабинете президента, второй в кабинете генерального, третий у бухгалтера, а четвертый в подвальчике, где коротал время в ожидании вызова шофер.

Подойдя к дому, на котором не красовалось медных, начищенных до блеска табличек с названиями организаций, размещавшихся внутри, Евгения потянулась к сумочке в поисках пропуска. Поскольку пропускная система внушает уважение к организации, ее имеющей, такой деталью не пренебрегали. Она достала пропуск, как и положено, с фотографией, открыла входную дверь, над которой располагалась следящая камера, толкнула дверь в вестибюль и шагнула навстречу здоровенному лбу, расплывшемуся в улыбке при ее появлении; на пропуск он даже не посмотрел, да и зачем смотреть, если все ее знали и так.