«Не все то золото…». Фальшивомонетничество в Российской империи. Вторая половина ХVIII – начало XX века

Неторопливость российской бюрократической машины порой усугублялась излишней резвостью газетчиков. Как писал А. Н. Юревичу в августе 1872 года В. Н. Смельский, проводивший расследование по делу Жозефины Добровольской: «Возвратясь в Вержболово, я ужаснулся! Все-то толкуют о производимом мною следствии; мало того, в заграничных немецких и французских ведомостях отпечатали статью из Сувалкских ведомостей <…> Да, нечего сказать, помогло мне Сувалкское правление! Это, просто на просто, поляки подвели губернатора напечатать в газетах о производимом мною следствии, дабы разузнать, кто причастен к этому делу, и сделать это гласным по всей Европе»[540]. Журналисты, вмешиваясь в ход расследования несвоевременными публикациями, могли сорвать готовящиеся обыски и аресты. Так, например, в 1875 году через газетные заметки была оповещена о предстоящих арестах шайка фальшивомонетчиков в Познани. Г. Г. Перетц, занимавшийся розыском этих мошенников, выяснил, что информацией с газетчиками делился работавший с ним переводчик[541].

Деятельность чиновников особых поручений за границей иногда сопровождалась откровенной клеветой. В 1870 году в канцелярию наместника в Царстве Польском поступили четыре анонимных доноса, в которых Г. П. Каменский обвинялся в недобросовестном исполнении своих обязанностей. Дело, заведенное для расследования изложенных в доносах фактов, закончилось оправданием Каменского, но шлейф этого дела еще долго тянулся по канцелярским кабинетам. И, видимо, поэтому П. Е. Коцебу, вступивший в должность генерал-губернатора в 1874 году, писал в 1878 году министру финансов М. Х. Рейтерну: «Считаю необходимым сообщить, что, по имеющимся у меня сведениям, еще за время бытности моей генерал-губернатором Новороссийского края, господин Каменский не оказывал желаемую деятельность в порученном ему деле <…> для пользы дела было бы весьма желательно замена в Лондоне господина Каменского лицом более деятельным и более внушающим к себе доверие»[542]. Лицом «более внушающим доверие», по мнению генерал-губернатора, оказался Берек Шимкевич, которого он и послал в Лондон в качестве секретного агента.