Пока судебный пристав записывал фамилию, адрес и занятие Хейла, я прошептал Колхауну:
– Вы должны формулировать вопросы кратко и всячески вызывать его на разговор. Прежде всего спросите, видел ли он когда-нибудь оружие, занесенное в протокол как вещественное доказательство «Б». Пусть дадут его свидетелю в руки. Спросите, видел ли он его когда-нибудь, а если он ответит утвердительно, спросите, когда это было в последний раз. Заставьте его говорить.
Колхаун держался неловко, как человек, в первый раз вставший на водные лыжи. Он неуклюже повернулся к приставу и сказал:
– Пожалуйста, покажите этому свидетелю револьвер, а я хочу задать ему вопрос: доводилось ли ему когда-либо раньше видеть это оружие?
– С какой целью вы задаете вопрос? – спросил судья Полк.
Колхаун метнул на меня взгляд.
– Мы хотим выяснить, – подсказал я ему, – как оружие очутилось в поле люцерны.
Колхаун повторил мою фразу суду.
– Хорошо, – сказал судья. – Мне кажется, это законное требование, поскольку обвинение также заостряло внимание на этом вопросе. Пусть свидетель отвечает.
– Я видел это оружие раньше, – сказал Хейл.
– Где? Как? Когда? Находилось ли оно у него? Когда его у него не стало? – подсказывал я Колхауну.
– Когда вы видели его?
– Я видел его… Полагаю, примерно семнадцатого числа.
– Как оно к вам попало?
– Мне дала его Нэннси Бивер. Она сказала мне, что…
– Одну минуту, – перебил Робертс. – Мы протестуем против изложения любого разговора, состоявшегося между свидетелем и Нэннси Бивер.
– Протест принят, – сказал Полк.
– Когда вы в последний раз видели оружие? – спросил Колхаун.
– Я потерял его вечером девятнадцатого числа.
– Как вы его потеряли?
– Пагги выхватил его у меня.
Колхаун опять посмотрел на меня.
– Кто такой Пагги? – прошептал я.
– Кто такой Пагги? – спросил Колхаун. – Расскажите все, что вам известно.
Хейл начал рассказывать:
– Я выслеживал группу контрабандистов, которая перевозила наркотики. У меня при себе был револьвер. Я ехал за ними от Сан-Фелипе. Мне казалось, я поступал разумно. Но я не знал, что за мной, в свою очередь, шла машина с бандитами. Когда мы почти доехали до поворота на Ла-Пуэрту, вторая машина прижала меня к обочине. Пикап тоже остановился. Очевидно, водитель машины, преследовавшей меня, был боксером, потому что его называли «Пагги». Он несколько раз ударил меня. Я вытащил револьвер, но водитель пикапа – полагаю, это был Эдди Саттон – уже держал меня на мушке. Он скомандовал: «Подними руки, а то твои мозги разлетятся по всей машине».
Я слегка подтолкнул локтем Колхауна:
– Скажите, пусть продолжает.
– Продолжайте, – сказал Колхаун.
Я прошептал Колхауну:
– Каждый раз, как он замолчит, вы говорите одно только слово: «Продолжайте».
Колхаун кивнул.
– Да, они отделали меня как следует. Подбили глаз, разбили нос и губу. У меня была вся рубашка в крови, и я весь был как отбивная.
– Продолжайте, – сказал Колхаун.
– Они повалили меня на землю и снова били. Потом запихнули меня в мою же машину и связали толстой рыболовной леской. Потом они отогнали машину на боковую дорогу, заткнули мне рот кляпом и сказали: «Сиди здесь, сукин сын. Это отучит тебя совать нос в чужие дела».
– Продолжайте, – сказал Колхаун.
– Они отняли у меня револьвер. Его взял человек по имени Пагги.
– Продолжайте, – сказал Колхаун.
– Я закончил, – сказал Хейл. – Могу добавить только, что примерно в семь или восемь часов утра, я точно не знаю, один мексиканец, Хосе Чапалла, проезжал мимо и заметил мою машину. Он остановился, чтобы узнать в чем дело, и увидел меня. Он развязал веревки и вытащил кляп. У меня уже не оставалось сил, и Хосе Чапалла отвез меня к себе домой. Там меня покормили и напоили кофе, а потом дали поспать. Когда я проснулся, Хосе Чапалла отвез меня к моей машине, и я уехал. Я отправился в Мехикали. В пути мне попалась закусочная, и я заглянул туда, чтобы выпить пива. Там меня и нашли Дональд Лэм и Нэннси Бивер.
– Спросите, как он себя чувствует. Он все еще ощущает боль в теле? – инструктировал я Колхауна.
– Вас по-прежнему беспокоит боль?
– Конечно! Мне кажется, что у меня переломаны ребра. Сейчас я чувствую себя еще хуже, чем сразу после избиения.
– Попросите его показать синяки, – прошептал я Колхауну.
– Вы можете показать нам синяки? – спросил Колхаун.
Хейл показал пальцем на фингал под глазом.
– На ребрах, на боках, на животе, – шептал я.
– Другие ушибы, – сказал Колхаун. – Где они?
Хейл осторожно положил руку на бок.
– Здесь сплошной синяк.
– Пусть покажет, – велел я.
– Покажите нам, – попросил Колхаун.
– Я вас не понимаю.
– Поднимите рубашку, – суфлировал я.
– Поднимите рубашку, – эхом отозвался Колхаун.
Хейл посмотрел на нас, и вдруг в его глазах появилась неуверенность.
– Я не собираюсь раздеваться на людях, – пробормотал он.
– Пусть покажет кровоподтеки, – прошептал я. – Синяки на руке. Всего один синяк – одну сине-черную отметину.
Колхаун произнес, заикаясь:
– Покажите нам свое тело… Какую-нибудь сине-черную отметину.
– Я не обязан этого делать, – сказал Хейл.
Похоже, Колхаун не знал, как дальше поступить.