Не всё

Хотя я поняла, что с исполнением «Реквиема» справилась, лица музыкантов за моей спиной на сохранившейся фотографии говорят о том, что стена принципиального неприятия там стояла повыше, чем знаменитая тюремная в «Крестах». Это было испытание. Еще огорчило странное ощущение, что с мужем мне на сцене неуютно. Конечно, это субъективно. Может быть, просто он в меня тогда не верил. Или еще сильнее, чем за себя самого, волновался. Но знаю и то, что насколько с ним комфортно солистам, настолько мне было некомфортно. Я решила, что вместе с ним больше не выйду на сцену никогда и если что-то и буду делать, то только сама.

…Правда, время часто изменяет даже твердые убеждения и клятвы, которые даешь сам себе. Сегодня, когда я дописываю эти главы, Володя неожиданно сказал мне:

— У нас с тобой в жизни случилось необыкновенное совпадение: наступила вторая зрелость. Мне за пятьдесят, а я вдруг начал учить концерт Берга, к которому в молодости даже не думал подступиться, и не просто учить — я практически закончил новую, свою редакцию этого концерта. А ты стала писать, и главы, которые ты мне прочитала, очень меня трогают.

Мы ехали в этот момент по ночному Парижу, и я чуть не заплакала. Может, если очень захотеть и много работать, мне доведется еще когда-нибудь выйти с ним на сцену?!

«СЛАДКАЯ ЖИЗНЬ» ОТ ПАРАДЖАНОВА

Однажды в Тбилиси я читала «Реквием» Ахматовой (правда, ничего не помню, так как жутко волновалась). Это было на открытии нового концертного зала, выступали «Виртуозы», Женя Кисин. Гия Канчели в единственный свободный вечер повел нас знакомиться с Параджановым. Потом мы должны были идти на спектакль Тбилисского театра марионеток Резо Габриадзе.

Про Сергея Параджанова я много слышала. Один из моих фильмов снимал оператор Алик Явурян, мой очень близкий друг, работавший на его последнем фильме «Ашик-Кериб». Он был лучшим оператором Армении, внешне — просто родной брат Шона Коннери, красивый, умный, интеллигентный. Раньше я его боялась и на «Арменфильме» обходила стороной, мне казалось, что я ему как актриса не нравлюсь. На пробах меня колотило от ужаса. Я знала: Явурян во время проб смотрит в камеру три минуты, и, если актриса его не вдохновляет, ей не суждено сниматься в картине. Но у нас сложилось взаимопонимание. Фильм «Чужие игры» получился дрянной, но мне важно было работать: это происходило сразу после смерти моего отца, я искала в съемках возможность отвлечься от своих переживаний. Володя все время гастролировал, мама была в чудовищном состоянии, дочери Кате был год. Я взяла ребенка с собой и полгода снималась в Ереване. Явурян во время наших съемок несколько раз приезжал от Параджанова, с которым они придумывали последний фильм, и рассказывал невероятные вещи. Например, как он, проголодавшись с дороги, залез с разрешения «гостеприимного» хозяина в холодильник и не обнаружил там никакой еды — только круглую коробку, полную пузырьков валерьянки. Наслушавшись таких историй, я мечтала встретиться с этим человеком.

Мы оделись и при полном параде пришли в старый тбилисский дворик. Параджанов сидел на балконе на втором этаже, в халате, и приветствовал нас, глядя сверху:

— Какие красивые люди идут по лестнице! В воздухе запахло «Шанелью»!

Таковы были его первые слова. Дальше все напоминало действие параджановских фильмов. В открытые двери квартиры входили и выходили разные люди — молодой красавец Феб, игравший Ашик-Кериба, женщина Соня лет под шестьдесят, которую Параджанов хотел выдать замуж.

— Соня идет с тортами, она меня кормит. Посмотри, какая красавица! Найди ей жениха!

Это был сплошной поток сознания, фейерверк!

Смотрел попеременно на Вову и на меня, гладил его по руке и вопрошал:

— Ты знаешь, почему ты такой красивый, а я — нет? Потому что ты в костюме, а я в халате. Давай поменяемся?

Отвел Гию Канчели в сторонку и зашептал:

— Слушай, что ты со мной делаешь? Я не знаю, кто мне больше нравится — он или она.

Посмотрел на меня внимательно:

— Кто тебя снимал в том историческом фильме, в «Ануш»?

— Марат снимал, Варшапетян, — отвечаю.

А за спиной Параджанова как раз случайно стоит брат недавно умершего Марата (про него хозяин сказал: «Пусть этот подозрительный армянин поставит чайник»).

— Бедный, бедный Марат! Неталантливый был человек!

Параджанов мог быть разным — злым и несправедливым тоже. Василий Катанян в своей книжке «Прикосновение к идолам» как раз об этом написал. Марат ведь был талантливейшим человеком.

— Давай я тебя сниму, — продолжал Параджанов.

— Не бойся! Можно я ее сниму? — это уже к Вове, который тут же сидит.

— В следующей картине я тебя сниму. Как тебя там на «Арменфильме» серной кислотой до сих пор не облили? Эти армянские актрисы такие ревнивые! Потом опять к Гие: — Как она мне нравится, как нравится! И он мне тоже нравится. Давай его разденем, посмотрим, там мускулы или что?

Пришлось по настоянию хозяина раздевать Спивакова до пояса.

Рассказывает сон:

— Иду я в баню на Майдан, и мой банщик Сэрж ходит мне по спине. И вдруг у него нога проваливается и он спрашивает:

— Сэреж, что там у тебя?