Не всё

И Кисина выпустили с нами. Он выступил с «Виртуозами Москвы» и сыграл сольный концерт. Его игра произвела в Будапеште эффект разорвавшейся бомбы.

Тогда ему было тринадцать лет и он собирал плюшевых мышек. Эти мышки рядком располагались у него на тумбочке. Каждый вечер перед сном он укладывал их спать в кроватки с одеялками. Я пошла гулять по Будапешту и увидела огромную плюшевую мышь-бабушку в фартуке и очках. Купила, поднялась в номер, постучала, никто не отзывается. Взрослые были внизу, в холле гостиницы, Женя оставался один. Вхожу, а он стоит за дверью и поглядывает исподлобья.

Я сажаю мышь на стол и говорю:

— Я принесла твоим мышкам няню.

Он подошел и долго смотрел на мышь.

Я и сейчас продолжаю воспринимать его как ребенка, Володя же всегда общался с ним на равных, как с другом.

Меня всегда покоряла Женина неутомимость. Он может выйти играть бисы один, два, пять, восемь раз. Когда был маленьким, мама с Анной Павловной махали ему из зала: «Женя, довольно!» У него были какие-то внутренние алгоритмы поведения. Никогда не забуду, как он играл с «Виртуозами» в Питере в зале филармонии. Анна Павловна сидела во второй от сцены ложе, а Женя всегда отдавал цветы в зал учительнице. И тогда ему тоже подарили букет и он полез, карабкаясь по белым балясинам, обхватывая колонну, чуть ли не с букетом в зубах. Весь зал замер.

Это сейчас Женя Кисин стал тем пианистом, который переиграл со всеми выдающимися дирижерами мира, последним сыграл с Караяном. Конечно, кто, как не он, этого достоин. Принимать его у себя все почитают за честь — и это правильно. И слава Богу, что его не заперли надолго под замок как «не очень здорового мальчика». Родись он на двадцать лет раньше — не знаю, как сложилась бы его судьба. Тогда, в начале восьмидесятых, крестными отцами его первых концертов на Западе были «Виртуозы Москвы». Они были его первооткрывателями. Потом его стали приглашать с сольными выступлениями. И первые импресарио появились у Жени с легкой руки моего мужа. И к Караяну впервые Женя пошел с Володей.

Эта встреча была знаменательной. Таких скрипачей, как Володя, — мало. Караян согласился послушать Женю, а когда узнал, что он гастролирует с «Виртуозами Москвы», пригласил их вместе с Володей. И сказал Спивакову:

— В свое время я очень долго вас ждал, очень много раз приглашал вас, раза три. Все три раза мне говорили, что вы заняты.

Это было в 70-е годы, и я даже знаю, кто в Госконцерте так отвечал на запросы Караяна. Мой муж не работал в определенных органах, а главное — не возил подарков чиновникам и дамочкам из Госконцерта. Соответственно, приглашения от Караяна клались под сукно. Это было нормой. Тот импресарио, который привозил подарки лучше, получал тех артистов, которых хотел. Артист, знавший, кому, когда и какой нужно сделать подарок, без проблем получал визу и лучшие концерты. Откуда об этом мог знать приглашавший Спивакова Караян, когда ему отвечали, что артист болен или в поездке по Сибири? Вместо него ехали другие скрипачи. Помню, как в начале горбачевской эры звонила пожилая особа, занимавшаяся паспортами, признававшаяся в любви «Володечке», называвшая меня «Сатенькой», и просила, чтобы он привез ей мохеровую кофточку. Все жили этим!

Мой муж — человек безумно щедрый и любящий делать подарки (по большей части он делает их тем, кто ему ничего не должен и ничего для него не сделал, просто по велению сердца. Я называю его Санта-Клаусом, когда он достает из чемоданов подарки, — он всегда помнит, кому и что хотел подарить), но одно дело подарки, другое — взятки. Взяток он давать никогда не умел. Не знаю, жалеет ли он, что не сыграл с Караяном. Я жалею очень.

Так вот… Спустя много лет он пришел к Караяну с Кисиным и переводил Жене с немецкого, поскольку тот еще не владел языками. Теперь у Кисина нет подобных проблем, он настолько способный, что может выучить любой язык, даже японский. Когда Женя сыграл с Караяном, состоялось его мировое боевое крещение.

Помню, мы впервые приехали в Италию. Женя был тогда своего рода «сын полка» в оркестре. «Виртуозы Москвы» взяли над ним шефство, купили первый концертный смокинг и бабочку, у него появилась первая видеокамера. Во Флоренции, в галерее Уффици, где можно фотографировать картины, он в задумчивости стоял у окна и снимал воды реки Арно. Эмилия Ароновна и Анна Павловна записывали комментарий: «Женя снимает реку Арно». В Милане в концертном зале выход на сцену — через стеклянную дверь. Когда Женя, отыграв в первом отделении, встал за ней, чтобы послушать второе, экспансивные итальянцы кинулись к этой двери за автографами.