Не выходя из боя

— А вот читай… — Начальник отдела протянул шифровку. Корнев подержал в руках свою утреннюю радиограмму, поморщился. Было неловко, что приходится доставлять немалые хлопоты, неприятности Соболеву, с которым успел подружиться, всем сызранским коллегам. Но что поделаешь. Есть вещи, которые выше такого рода деликатностей. Он вернул текст передачи, пожал плечами.

— Китайская грамота. Тут шифровальщикам надо поломать голову.

— Ломают, да толку мало. А содержание и школьнику понятно. Не о пейзажах сообщает.

— Где ж выход?

— Наметили кое-что, — замялся Соболев, очевидно, не желая откровенничать.

— Пойду к себе, — поднялся Конев. — Поговорю с начальством.

Он связался с Центром, доложил полковнику Светличному об утреннем радиосеансе.

— Мы слушали вас, — сказал полковник. — Ты правильно поступил, что прервал передачу. Надо подрабатывать у них мнение, что Анисину приходится туго. Кстати, как у него настроение? Опять он сбивается на контроле.

— Переживает. Говорит, что помощника проморгали. Опасается, как бы тот не раскрыл все карты. Сейчас в кино пошел.

— В кино? — удивился Светличный. — А ты, того… не перемудрил?

— Нет, товарищ полковник, — заверил Корнев. — Хочу, чтобы парень до конца убедился, что мы ему доверяем.

— Резонно, Берчевский, кстати, подтвердил все его показания. И о школе, и о диверсантах, что летели с Анисиным. Но об аресте помощника ему знать пока не следует. Естественнее держаться будет. А теперь о передаче. Вечером в эфир не выходить. Следующий сеанс послезавтра утром. — Полковник продиктовал радиограмму, перечислил количество эшелонов, характер грузов. Потом добавил: — Детали уточним завтра. Надо будет показать переброску войск под Сталинград. Там сейчас трудно. И еще. По нашему мнению, «гость» или «гости» могут к тебе нагрянуть с часу на час. Теперь, возможно, без предупреждения. Надо думать, немцы все-таки постараются проверить Анисина. Как готовность?

— «Гостей» ждем. — Корнев доложил о готовности группы, расстановке постов, сигнализации. — Только обстановка вот усложнилась, товарищ полковник. Гарнизон поднят на ноги, всюду патрули, засады. Сегодня нас едва не задержали.

— Понятно. — Полковник с минуту помолчал, очевидно, раздумывая над сказанным, потом добавил: — Ответственность всего дела ты, конечно, представляешь. И то, что головой за него отвечаешь, тоже. Помни: если будет совсем невмоготу, можешь раскрыться Соболеву. Но только в крайнем случае. Понял?

— Ясно, товарищ полковник. Разрешите еще один вопрос? Личный, по поводу моего последнего рапорта.

— Не трать зря бумагу, Корнев. Твой фронт в Сызрани.

3

Вечером он долго не ложился. Не хотелось спать, хотя минувшей ночью не отдохнул как следует: несколько раз поднимали для разговора с Москвой. Ходил по комнате, курил, бросая одну папиросу и зажигая другую. Мысли вертелись вокруг сегодняшнего разговора со Светличным, его категорического отказа. Рапорт с просьбой послать его на родную Витебщину он написал еще осенью прошлого года. И, как казалось, довольно обстоятельный: вырос и работал в тех местах, знает там каждую тропку, людей. Все бы это пригодилось для работы в подполье.

Была еще одна причина, о которой он умолчал. В семье, рано оставшейся без отца, он был старшим. Опорой и первым помощником матери. И когда работал в колхозе, и позже, в годы учебы в педтехникуме, и потом, когда пришел в органы ГПУ. Все эти годы он знал, чем живут в доме, кто как учится, какую дорогу выбирает в жизни. Теперь они одни. Там, под немцем. Мать, четверо младших братьев, пять сестер.

Наверно, он все-таки добился бы своего, но в апреле в Центре стало известно об Анисине. Корнева вызвал полковник Светличный и приказал с группой чекистов немедленно вылететь в Сызрань. Задание: использовать сдавшегося шпиона для дезинформации вражеской разведки. Работать в обстановке полной секретности, информировать только Центр. Почему выбор пал именно на него, Корнева, он понял позже, когда увидел Анисина. Сыграло роль сходство. А сначала решил, что причина — в знании радиодела, которое основательно изучил в разведшколе.

Эх, Анисин, Анисин. Знал бы ты, как помешал. Случись эта история позже, многое могло бы перемениться. А теперь нечего и думать, что отпустят. Слишком ответственное задание. Корнев присел к столу, раскрыл следственное дело. С фотографии смотрели серые глаза, в знакомой усмешке готовы были дрогнуть губы, выпирал такой же, как у него, Корнева, нос. На листках, заляпанных чернилами, написанная на первом же допросе автобиография.