Не выходите замуж на спор

— Калечить тебя за неправильный знак мне невыгодно. Стегать кнутом за ошибочно нарисованную руну — неинтересно. Поэтому я буду… целовать тебя за каждую промашку, Ри. Причем до тех пор, пока ты мне не ответишь.

"Поцелуй — это не укус, — рассудила тогда я, понадеявшись на свою выдержку. — А зачет пересдавать будет намного сложней, чем потерпеть каких‑то два часа. Рискну"…

Эх, если бы я знала, что буду так часто ошибаться и окажусь столь бездарной художницей, ни за что бы не согласилась на его условия! В трех главах этого кошмарного учебника содержалось тридцать рун и восемнадцать знаков! Сорок восемь долгих, мучительно сладких, выматывающих и временами яростных поцелуев! Целых сорок восемь бесплодных попыток устоять, раз за разом терпящих сокрушительную неудачу! Да — Князь действительно показал каждый знак и даже сложил мои пальцы, как нужно… научил правильно готовить их к работе и разминать, если руки вдруг сведет. Он с легкостью заставил меня запомнить каждый из знаков, причем большинство — даже с первого раза… всего лишь тем, что, когда я ошибалась, звонко клацал зубами возле неправильно торчащего пальца, вынуждая его испуганно отдергивать. Но даже так к рассвету мы успели не все. И мне пришлось разрываться между злостью и нетерпением и все чаще уступать ему без боя.

Он измывался надо мной до последнего, с каждым знаком потихоньку усиливая напор. Все яростнее набрасывался, с жадностью терзая мои распухшие губы. Все медленнее отпускал. Все чаще начинал прикусывать кожу. И все ближе к себе притягивал, настойчиво обвивая хвостом и заставляя вплотную прижиматься чувствительными чешуйками к его твердому животу.

Но я нашла способ отомстить. Уже под утро, но придумала, как он расплатится за свою насмешку. И, дождавшись, когда будет изучена последняя руна, с громким рыком опрокинула его навзничь, целуя его уже сама. Так же яростно. Жадно. Неосторожно впиваясь клыками в ставшие на удивление податливыми губы. Неистово нахлестывая его кожу хвостом. С силой стискивая его бедра своими. Размеренно задевая ягодицами самые нежные чешуйки и доводя его этим до неистовства. А когда он, распалившись до предела, рывком опрокинул меня на спину, я совершила‑таки свою жуткую месть — в последний момент с тихим смехом растаяла, успев напоследок шепнуть:

— Спокойного дня, Княже. Прости, но мне пора возвращаться…

* * *

— Шмуль, у меня для тебя хорошая новость! — возвестила я, когда с занятиями было покончено, и мы с Улькой ближе к вечеру заявились в их с Мартином комнату. Зырян, который тоже тут частенько квартировал, радостно махнул нам рукой, мечтательно смотрящий в потолок ангел встрепенулся, а фей, как раз раздумывающий, чем бы заняться, покосился на меня с подозрением.

— Это какая же?

— Я кое‑что выяснила насчет родовых проклятий, — заявила я, с грохотом захлопывая дверь.

Скучающая рожица Шмуля мгновенно приобрела заинтересованное выражение.

— Ну‑ка, ну‑ка… Марти, освободи даме место — ты и на столе поместишься!

Недоумевающий ангел послушно перебрался с единственного стула на стол, а я, благодарно кивнув, плюхнула перед ним тяжелую книгу, которую после обеда успела умыкнуть из библиотеки.

— Это — "Основы наложения проклятий", — гордо возвестила я, шустро пролистывая страницы. — И тут есть пара абзацев, посвященных родовым проклятиям, со ссылкой на тот справочник, что мы недавно упустили… где ж они были? Совсем недавно видела… погоди, щас найду… нет, не здесь… наверное, дальше…

— Ты погоди листать. Ты словами перескажи, — нетерпеливо спикировал вниз Шмуль, и на стареньком столе совсем не осталось места.

Я с готовностью уселась на скрипучее сидение и кивнула.

— Лады. Суть в том, что любое родовое проклятие — это проклятие высшей степени с прямым направленным воздействием, согласны?

— Само собой, — с умным видом протянул Зырян, облокотившись на жалобно скрипнувший подоконник. — Иначе в потомках не закрепится.

— А еще во всех книгах говорится, что проклятия такого уровня — неснимаемые…

Шмуль настороженно коснулся корешка.

— Я тоже слышал. Но засомневался, потому что, как ты говорила Кобре, в этом случае проклинательница, скорее всего, погибла бы, а мне совершенно точно известно, что она не пострадала. Поэтому я и решил, что есть какая‑то лазейка, и, возможно, не все родовые проклятия нельзя снять.

— Ты был прав, — довольно улыбнулась я, выразительно похлопав по толстому корешку. — И я совсем недавно это выяснила.

— Дай, я тоже посмотрю, вдруг ты что‑нибудь упустила? — тут же загорелась Улька и, с трудом взвалив толстенный фолиант на плечо, единолично заняла Мартиновскую кровать. — Ты давай, рассказывай… мне тоже интересно послушать… а я пока буду искать и, может, что‑то еще добавлю…

— Вообще‑то, я читал эту книгу, — неожиданно нахмурился фей. — Но не помню, чтобы там было что‑то толковое.

Я пожала плечами.

— Мелким шрифтом написано. Потому и найти никак… жаль, я сглупила — закладок не оставила. Но, если поверишь мне на слово, готова пересказать почти дословно.

В глазах Шмуля мелькнуло сомнение, но он все же кивнул.