Не выпускайте чудовищ из шкафа

А я себе не прощу этой потери. Я уже не знаю, как… столько лет ведь рядом. Бок о бок. И я должна была бы заметить. Почуять. Хоть что-то.

А я?

Молчун высокий и молчаливый, под стать кличке, он вечно горбился, словно стараясь стать меньше. Ступал тихо, но этим и не отличался от прочих. Он носил вязаный свитер, Лютиком вязаный, из остатков пряжи, а потому весь какой-то рябой. Молчун стригся коротко.

И ненавидел писать.

- Погоди, - я замерла. – Это не может быть он.

- Ч-что? – Бекшеев отряхнулся. – Такое чувство… не знаю… как будто я… запрещенки хлебнул.

- Её самой, - успокоила я. – Молчун ненавидел писанину. У него артрит. Руки. Пальцы плохо слушались. А ты говорил… письма.

Или не то что-то с письмами? Почерк ведь должны были сверить сразу. Хотя его подделать недолго. Или изменить при желании.

- Напечатанные. На машинке, - Бекшеев потряс головой. – Бежать хочется… или еще что. Оно всегда так?

- Первая волна.

- И надолго?

- От трех часов и выше. Во многом зависит от дозы. И силы. И…

На машинке.

Письма.

Перчатки. Молчун их не снимал. Разные. Иногда – с обрезанными пальцами, но так, что выглядывали лишь кончики. Синюшные ногти, темные подушечки. Но со спицами он управлялся ловко.

И с винтовкой.

С машинкой печатной? Тоже управился бы. Да и с письмом. Ненависть ненавистью, но если нужно, сделал бы.

- Идем? – я посмотрела наверх.

Бесполезно.

Я… не чую. Да и Молчун достаточно опытен, чтобы зайти против ветра. У него своя охота. Тихая. Скрытная. С лежками, которые он наверняка присмотрел заранее.

- К хутору? – Бекшеев стянул пальто и пояснил. – Мокрое. Тяжелое. Мешает.

А замерзнуть в ближайшее время ему не грозит. Правда, потом отходняк словит, но тут уж дожить бы до светлого этого момента.

И мы пошли.

Что сказать.

Лес.

Мокрый. Зимний. Пропитанный сыростью. Накопивший её под подушками мхов. Укрывший этими коврами, что ямины, что камни, что корни.

Но идем.

Я чувствую направление. И запахи. Бекшеева. У него хороший. Не раздражает. Девочки. Мокрая шерсть и кровь. Осколком поранило, но рана почти затянулась.

Псина.

Кора. Камень. Дым. Дым вплетается в ковер ароматов, вытесняя прочие, сугубо лесные запахи. И я замедляю ход. Бекшеев сам подстраивается.

Дышит он ровно. И хромать почти перестал. Оно, конечно, временно, как бы потом вовсе не помер… потом – будет потом.

- Что? – он тоже щурится и всматривается в темноту, которая с каждой минутой все кромешней. Ночь ныне самая что ни на есть подходящая для охоты.

Для моей охоты.

А вот Молчуну придется тяжко. Небо затянуто тучами, ни луны, ни даже звезд. Да и лес тут хороший, густой. Но вот дальше начинается открытое пространство. И там бы я устроила лежку.

Хутор вот он, как на ладони.

Дома.

Сарай, с которого стащили упавшее дерево. Двор. Пара машин. Надо же, незнакомые… те самые рыбаки, которым была обещана Янка?

Дымок.

Мужик вышел на крыльцо. Следом еще один. Этого я узнала. Яжинский. Что-то говорит, но не расслышать, что именно.

Не важно. Молчун к людям не сунется. А вот где-то рядом… взгляд мой скользил по опушке леса. Высоких деревьев хватает, а разглядеть…

Нет, мы иначе.

Я мысленно окликнула Девочку.

Полукругом, сарай в центре. С той стороны – берег, туда бы Янка не сунулась.

- Что она делает? – поинтересовался Бекшеев шепотом, будто услышать его могли. Дождь усилился, и теперь вода размывала не только картинку, но и звуки.

- Тут, - я продавила носком землю. – Сарай. Она пойдет полукругом, держа в центре. Куда бы Янка ни двинулась, полукруг пересечет линию следа.

Если там остался след.

Это наша единственная надежда.

- И нам нет нужды выходить на открытое пространство, - заключил Бекшеев.

Зубы его мелко стучали, да и сам он трясся, хотя холода явно не замечал. Уцелеем, его матушка с меня шкуру спустит.

Или нет.

- Именно, - я все же принюхивалась, пытаясь уловить среди дыма ту самую навязчивую нотку апельсина. Не получалось, да и не могло получится, но хоть какая-то иллюзия действия.

Я услышала зов Девочки – вот же умница – когда почти уже решилась выйти к сараю.

След.

Был след.

- За мной, - сказала я Бекшееву.

И возражать он не стал.

Правильно.

Не знаю я этих рыбаков. И машины у них уж больно хорошие, да и сразу две. И сами они… не внушают доверия.

Совершенно.

Мы опять шли. И в какой-то момент начало казаться, что… что это снова охота. Та, которая с тающим следом. С чужим магом, что петляет, норовя стряхнуть на с хвоста.

С кровью.

С…

С Одинцовым, чтоб его, готовым всегда поделиться силой. Да и прикрыть при нужде. Но Одинцов там, на большой земле. А я тут.

Иду вот.

Девочка стояла, чуть покачивая толстым волчьим хвостом. Она тоненько взвизгнула и ткнулась носом в землю. Опустившись на корточки и я понюхала.

Ничего.

Влажная земля. Мох… даже нельзя сказать, шел тут кто-то. Но я ей верю.

- Веди, - я обняла её. – И осторожно…

На месте Молчуна я бы уже сменила позицию. Ясно же, что дальше у хутора ждать бессмысленно. А стало быть, нужно искать другое место.

Такое, мимо которого мы точно не сунемся.

Где?

Да там, где он встретил Янку.