Не вышел из боя

Часто получается, что не одна. Раньше звонила в врала матери или подруги звонили, как про Иринку тогда давно… все повторяется ужасно. Кстати, тот художник — это он заставил ее аборт сделать, хотя врачи отказались. У нее что-то было совсем плохо с яичниками, простыла она страшно, ходим-то мы все в летних трусиках, чтобы потоньше и красивее, а теплые — попробуй-ка надень наши! Раздеваться начнешь — со стыда умереть. Говорят, какие-то французы даже выставку сделали из наших штанов — был колоссальный успех. Расхватали на сувениры и просили еще. Но больше не было. Потому что — дефицит. Ирка мучилась, мучилась, она его все-таки любила, паразита, — гнусный такой тип, правда, без бороды, но типичный богемный мерзавец. Он с ней спал при товарищах, и даже ночью тихонько уйдет, как будто в туалет, а сам пришлет вместо себя друга. Это называется пересменка. Ирка мне потом рассказывала, ругалась и плакала. Такая гадость этот Виктор. Я его потом видела, даже была у него с подругой, и даже осталась у него.

Как странно, он мне и противен был, как червь, а в то же время любопытно — что же сестра в нем нашла. Я почти уже согласилась, он начал меня раздевать, дышал и покусывал ухо, нажимал на все эрогенные зоны, которые у меня совсем не там, где он нажимал, а потом вдруг вспомнила, что, когда сестре делали аборт у него дома, он ассистировал врачу — своему другу. Он сам — этот Виктор — когда-то в медицинском учился, но его выгнали со второго курса. Ирка говорила, как он суетился, стол раздвигал, стелил простыню, готовил инструменты, вату, воду и еще шутил с ней и подбадривал. Все это я вспомнила, встала вдруг, нахамила ему, обозвала не то мразью, не то тварью, не помню теперь — была пьяна, оделась и уехала. Он за мной бежал и все спрашивал — ты что, очумела? Что с тобой?