Так я впервые пересёк границу
И чьи-то там сомнения пресёк.
Ах, дороги скользкие!..
Вот и ваш черёд,
Деревеньки польские,
Стрелочки «Вперёд»,
Телеги под навесами,
Булыжник-чешуя.
По-польски — ни бельмеса мы,
Ни жена, ни я.
Потосковав о ломте, о стакане,
Остановились где-то наугад,
И я сказал по-русски: — Прошу, пани! —
И получилось точно и впопад.
Ах, еда дорожная
Из немногих блюд!
Ем неосторожно я
Всё, что подают.
Напоследок — сладкое:
Стало быть, — кончай!
И на их хербатку я
Дую, как на чай,
А панночка пощёлкала на счётах,
И я, прикинув разницу валют,
Ей отсчитал не помню сколько злотых
И проворчал: «По-божески дерут!»
Где же песни-здравицы?
Ну-ка, подавай!
Польские красавицы —
Для туристов рай.
Рядом на поляночке
С граблями в руках
Веселились панночки —
Души нараспах.
— Да, побывала Польша в самом пекле
Сказал старик и лошадей распряг. —
Красавицы полячки не поблекли,
А сгинули в немецких лагерях.
Лемех вглубь въедается
В землю, как каблук,
Пеплы попадаются
До сих пор под плуг.
Память вдруг разрытая —
Неживой укор:
Жизни недожитые —
Для колосьев корм.
В мозгу моём, который вдруг сдавило
Как обручем, — но так его, дави! —
Варшавское восстание кровило,
Захлёбываясь в собственной крови…
…Дралися худо-бедно ли,
А наши корпуса
В пригороде медлили
Целых два часа.
В марш-бросок, в атаку ли
Рвались как один,
И танкисты плакали
На броню машин…
Военный эпизод — давно преданье,
В историю ушёл, порос быльём.
Но не забыто это опозданье,
Коль скоро мы заспорили о нём.
Почему же медлили
Наши корпуси?
Почему обедали
Эти два часа?!
Говорят, что танками,
Мокрыми от слез,
Англичанам с янками
Мы утёрли нос.
А может быть, разведка оплошала —
Не доложила. Что теперь гадать!
Но вот сейчас читаю я: «Варшава» —
И еду, и хочу не опоздать!
Лес ушёл, и обзор расширяется…
Лес ушёл, и обзор расширяется,
Вот и здания проявляются,
Тени нам под колёса кидаются
И остаться в живых ухитряются.
Перекрёсточки — скорость сбрасывайте!
Паны, здравствуйте! Пани, здравствуйте!
И такие, кому не до братства, те
Тоже здравствуйте, тоже здравствуйте!
Я клоню свою голову шалую
Пред Варшавою, пред Варшавою.
К центру — «просто» — стремлюсь, поспешаю я,
Понимаю, дивлюсь, что в Варшаве я.
Вот она, многопослевоенная,
Несравнимая, несравненная, —
Не сравняли с землёй, оглашенные,
Потому она и несравненная.
И порядочек здесь караулится:
Указатели — скоро улица.
Пред старушкой пришлось мне ссутулиться
Выясняю, чтоб не обмишулиться,
А по-польски — познания хилые,
А старушка мне: — Прямо, милые! —
И по-прежнему засеменила и
Повторяла всё: — Прямо, милые…
Хитрованская Речь Посполитая,