Не взывай к справедливости Господа

Стоять ему до смены ещё часа полтора, а вскрыть можно за одну минуту. И догадливый боец приступил к делу.

В сухом дереве шурупы держались крепко. Пока отвинтил один, потом облился. Сталь ножа особой прочности, легированная сталь, устоять невозможно.

Вот уже в кармане все четыре шурупа, петли отпали сами собой.

Немножко боязно. Но, как говориться, назад пятками не ходят. Огляделся. Снова одна жгучая полупрозрачная кисея в воздухе. Никого. Поднял крышку. Ё-моё! Вот она бутыль-то бокастая, как баба на сносях! Ухватился за оплётку, бутыль осела под своей тяжестью.

Отступать поздно, тем более, русскому солдату! С сожалением выплеснул воду из фляжки. «Обойдусь, как-нибудь! Зато ребятам радость принесу. Спиртяга, чёрт, ректификат сплошной! Почти два десятка литров! Нечай не догадается! Он умный, а мы ещё умнее!»

От возбуждения руки дрожат. Закурил, успокоился. Вытер ладони о гимнастёрку. Наклонил бутыль, подставил фляжку – пей родная, пей!

Спирт текуч. Горячий. Ладони мокрые. Цигарка в зубах. У фляжки горлышко, как у малого гусёнка, узкое. Пока набулькал, больше на землю разлил. А земля сухая. Спирт льётся и тут же улетучивается, как вон то марево в воздухе.

Пристегнул фляжку к солдатскому ремню. Хорошо сидит. Плотно. Нашарил в траве пробку. Нагнулся к бутыли запереть спирт, как старика Хоттабыча.

Рад до невозможности.

Смеётся про себя солдат. Возгордился. Нате вам отцы-командиры! Одурачил. Цигарка губы жжёт. Выбросил окурок.

Голубое пламя ударило по рукам. Огня вроде нет, только травка пожухлая занялась и оплётка на бутыли вспыхнула.

Спасибо пробка притёртая не даёт спирту вымахнуть на волю.

Кинулся к огнетушителю. Нажал на рычажок, белая поземка окутала стекло. Баллон простужено прохрипел и, кашлянув, замолчал.

Огонь по траве красными лисятами разбежался, но оплётка на бутыли цела.

Быстро водрузил бутыль на место и захлопнул крышку. Теперь завинтить бы шурупы, пока начальник караула не прибежал…

А тем временем лисята в траве заигрались, резвятся, на глазах размножаются. Надо поднять «тревогу», но шурупы никак не попадают в свои гнёзда. Закрути кое-как от руки. Быстро довернул ножом и бросился к тревожной кнопке.

Тут же вдали запылило. Группа захвата с начальником караула, сигналя на ходу, примчалась в один момент.

Хорошо служат солдаты. Мало ли что может случиться на секретном объекте. Враг не дремлет!

В растерянном виновнике происшествия тут же пробудилось служебное рвение; сорвал с плеч гимнастёрку и давай хлестать быстроногих, озорных лисят, которые, огрызаясь, кидались под ноги, кувыркались в дыму и больно-больно кусались.

От гимнастёрки потянуло тлеющей тряпкой, но Кирилл, с оглядкой на приближающуюся машину, всё хлестал и хлестал хвостатое племя зверят, задыхался, кашлял и снова хлестал эти оскаленные морды.

Тпру, приехали!

Машина с гиканьем ворвалась в прогал колючей спирали. Солдаты рассыпались по периметру и, приплясывая в тяжелых яловых сапогах, стали топтать, душить зарвавшихся рыжих бесенят.

Дежурным по части был как раз лейтенант Миролюбов, непосредственный командир Кирилла, он рванулся вслед за солдатами тушить пламя, схватил огнетушитель, сорвал рычаг, но оттуда даже не зашипело.

Ах, мать-перемать! Воды! Воды бы сюда бочку!

Лейтенант резко отбросил бесполезный баллон в сторону, повернул обратно, прыгнул в машину, и снова завьюжила, закружила пыль из-под колёс зелёного уазика.

Лейтенант полетел в расположение части за огнетушителями, которые может, где-нибудь найдутся.

Пара огнетушителей нашлись на кухне, один в штабной палатке – и всё!

Со стороны склада уже, нехотя переваливаясь с боку на бок, поднимался чёрный, кудлатый дым – горели покрышки к штабной машине и привезённые ещё из Германии шоколадные брикеты сланцевого угля для поварских нужд.

Баллоны, найденные лейтенантом, сделали своё дело.

Только и осталось, что резкий запах палёной резины да белёсый пушистый прах и тлен верблюжьих колючек, перемешанных с желтоватым крошевом суглинка.

Что самое интересное – в этом пожарище по волшебству или по Божьему Проведению ящик, тот заветный сундучок, в котором угнездилась в ивовой оплётке бутыль, остался цел и невредим, даже не опалился.

Наверное, действительно – дуракам да пьяницам сам Господь идёт навстречу…

Гимнастёрка в руках бойца Назарова уже не дымилась, в горсти остался жёсткий обод воротничка да пара жестяных солдатских пуговиц с рельефными звёздочками на зелёной маленькой полусфере.

Он стоял осыпанный пепельной перхотью с головы до ног и всё повторял бессмысленно:

– Она сама…

– Кто сама? Она – кто? – спрашивал его лейтенант Миролюбов.

– Трава…

С виртуозными матерками прибежал, запыхавшись, начштаба майор Нечаев:

– Под трибунал отдам мать-перемать! Под трибунал! – Но, обнаружив нетленной свою заначку, смягчился. – Ну, что боец, курил, небось?

– Самовозгорание, товарищ майор! – вступился за Кирилла его командир. Поднял бутылочный осколок с земли. – Фокусирует, как лупа! Вот он!

Но майор Нечаев, не глядя на осколок стекла, посмеиваясь, отряхивал от пыли хорошо отутюженные шерстяные форменные брюки с красным кантом по шву: