Не взывай к справедливости Господа

Он даже потерял контроль над временем, и только обречённо стонал, прислонившись головой к шершавому, тупому и безразличному к его судьбе, камню.

Из забытья его вывели детские весёлые голоса. Ватага мальчишек, скатившись кубарем с горы, рассыпалась у самого входа в пещеру, весело хлопоча возле воды. Ещё до восхода солнца самые заядлые рыбачки из местных решили нагрянуть сюда подальше от родительских глаз. Покурить вволю, пожечь костры, поозорничать.

До Кирилла сразу ещё не дошло, что это спасение.

Он засуетился возле камня, машинально стараясь раздвинуть щель, потом с каким-то клёкотом прокричал в отверстие, что он вот здесь: «Сынки! Здесь я! Вот тут! В яме!»

Раздался испуганный визг, и дробная россыпь ног по берегу, по кустам, по каменистой осыпи, – и всё пропало. Снова гнетущая тишина и одиночество.

Ему стало казаться, что эта мальчишеская шебутня только приснилась, или это просто галлюцинация сознания в замкнутом пространстве.

Он снова впал в забытьё тяжёлое, как похмелье.

Уже засветлело небо. Уже птичья разноголосица разбудила, рассыпавшись по прибрежным кустам, батюшку Дон. Уже бросилась играть в смертельные догонялки рыбья мелочь, выпроставшись из-под коряг и топляка, разбросанного половодьем по ямам. А Кирилл ничего этого не видел. Он так и сидел в оцепенении и полной прострации духа.

Только маленькая серебряная ладанка, как последняя надежда, зажатая в его ладони, пульсировала живым существом, или это несогласная кровь толклась в его жилах, пробуждая волю к жизни…

– Э, ты кто? – раздался грубый мужской голос, уплотненный обычным, ничего не выражающим матерком.

Это один из родителей ребятни, испуганной подземельным голосом, пришёл проверить, – кто там такой, что вздумал пугать детей.

– Друг, это я! Я!Я!Я! Придавило так, что не выберусь!

Мужик просунул в щель лом и попытался сдвинуть плиту, но она даже не шевельнулась.

– А зачем ты туда залез?

– От грозы скрывался! Слушай, не спрашивай! Сходи к Михаилу, у него домкрат есть. Пусть сам придёт сюда!

– У нас Михаилов почти полдеревни! Какой Михаил? Фамилия?

– Шофёр он! Начальство районное возит.

– Мишка-пчеловод? Знаю! Анучин что ли?

– Да не знаю! Анучин, Портянкин, Носков… – Кирилл обрадовался до того, что стал шутить. – Во, попал! Сунь сигарету, курить страсть охота!

– Сунул бы я тебе, да не курю! Петька, айда к дяде Мише пчеловоду, у которого мёд берём! И пусть домкрат прихватит, тут его соседа прищемило! Да, побыстрей! – сказал он одному из мальчишек и снова, просунув лом в щель, попытался расширить прогал.

Но известняковая плита, только легонько шатнувшись, осела. Проём уменьшился до того, что и руки не просунуть.

– Да-а! – только и протянул мужик, быстро выдернув лом из щели. – Грёбаная плита рухнуть может.

– Не трожь! Домкратить надо осторожно! – Кирилл просунул в щель майку. – На, намочи в Дону! Я два дня без воды сижу, горло, как голенище кирзовое.

Мужик просунул обратно ему мокрую майку, и тот стал жадно её обсасывать, как губку.

– Ещё намочи!

Теперь осталось одно нестерпимое желание – покурить.

Но уже слышались весёлые голоса ребятни и зычный голос Михаила:

– Кирюха, я тебя по всему Дону искал! А ты вот оказывается где!

Автомобильный домкрат – штука хоть и небольшая, но это не лом. Гидравлика!

Несколько качков рычажком. Пенёчек – в распорку. Ещё несколько качков. И ещё пенёчек – в распорку. И вот она – свобода!

Кирилл вывалился из проёма и тут же упал на песок.

Михаил был догадливым и сунул бедолаге раскуренную сигарету в рот. Тот, блаженно затянувшись дымом, широко улыбался, словно только что разрешил неразрешимое.

Его сосед оказался ещё более догадлив, чем можно подумать. Он достал из-за пазухи бутылку самогонки, пригласил мужика, цикнув на ребятню, чтобы бежали домой, – и Кирилл снова ожил, как будто он только что не прощался со всем белым светом.

А как была рада тётя Поля! Она хлопотала и хлопотала возле Кирилла. Угощала всем, что у неё было. И снова хлопотала, по-матерински озабочено заглядывая в глаза своему постояльцу.

Кириллу было стыдно за то беспокойство, которое он принёс пожилой женщине, и он сидел, виновато улыбаясь, и только шептал:

– Не надо, тётя Поля! Не надо! Пожалуйста…

6

Попросил Кирилл Семёнович Назаров как-то своего соседа и избавителя Михаила свозить его в Задонский монастырь.

Нестерпимо захотелось Кириллу побывать в этом прославленном и монахами намоленом за многие годы святом месте. За жизнь свою несуразную покаяться, к высокому приобщиться, внутренними слезами душу омыть.

После того злосчастного места, в которое он по неосмотрительности попал, Назарову стало казаться, что вся его жизнь – это только череда несуразностей и ошибок. Как жить дальше, он не знал. Окунаться снова в кошмар рыночного блудодействия и заморочек ему уже расхотелось, а начинать с чистого листа, он не мог.

…И вот теперь он стоял, склонив голову, в том месте, где покоились мощи святителя Тихона…