Не за что, а для чего

Многие подростки довольно самонадеянны, кричат «гоп!» раньше, чем прыгнут, и стремятся совершить что-нибудь «крутое», чтобы выделиться, – я не была исключением. На лыжах я стояла всего лишь второй сезон, но меня манил сноуборд своей яркой атрибутикой и невероятными трюками. Сообщив тренеру, что я – опытный фристайлер и желаю немедленно поехать на трассу, где можно совершать вращения на 360 градусов, я отправилась туда, невзирая на плохую видимость и откровенно портившуюся погоду. Для нашей семьи в принципе не бывало ситуаций «не то настроение» и «что-то погода не очень»: катались мы с утра до вечера, если уж выбрались отдохнуть. Покорять трассу в снегопад мне даже казалось особо привлекательной идеей. И, не освоив толком правильную постановку ног и безопасную технику катания, я понеслась вниз с горы. Внезапно на моем пути возникло живое препятствие: мой брат отдыхал на склоне, лежа на животе, а ноги поднял вверх, и сноуборд, соответственно, горизонтально держался на них. Учитывая мою скорость, я могла либо упасть сама, либо переехать его, и помним про видимость. Хорошего решения принять не удалось, скажу только, что ударилась я о плоскость чужого сноуборда очень неудачно: кромкой мне разрезало лицо надвое так, что даже кусок мышцы упал на снег, а кожа «чулком» завернулась наверх к носу.

Половина всей отпущенной мне природой крови, наверное, осталась тогда на трассе. Сквозь болевой шок я запомнила ярко-красные пятна на белом снегу, шум вертолета спасателей, опустившегося прямо на склон, и зевак, снимающих меня на телефоны, – люди, ради всего святого, это худшее, что вы можете сделать, если видите несчастный случай. Помогите или вызовите помощь, а если не получается, то просто уходите. Но нет, они кольцом окружали прилетевших врачей и глазели, как меня экстренно штопают прямо на горе, ставят капельницы и пытаются остановить кровотечение. Реанимация находилась в ближайшей больнице, но туда еще надо было долететь. Первые швы, конечно, выглядели так, словно их накладывал мясник, но на фоне огромной потери крови о красоте речи не шло, довезти бы пострадавшую живой.

Маме, которая с нами не поехала, долго не сообщали, что произошло, тем более что такие вещи – разговор не телефонный. Но конспираторы из нас были не слишком хорошие, и она начала подозревать неладное почти сразу.

– А можно Полю услышать? – задавала мама вопрос по громкой связи.

– Она уже уехала, это же на целый день, – выкручивался папа Саша.

– Что-то она уже третьи сутки днем и ночью катается?

– Да, ты знаешь, днем и ночью!

Конечно, как только врачи разрешили лететь, мы все возвратились в Москву, и скрывать мою полную потерю лица не было никакой возможности. Мама бросилась в комнату обнять Полю, только вместо Поли сидело нечто с опухшим и перекроенным жуткими швами «фасадом» – конечно же, от таких впечатлений у мамы случилась истерика. Мне было жалко и ее, и себя, хотелось как-то поддержать нас обеих, но в той ситуации позитив было выкроить просто неоткуда.

Пока семья обивала пороги больниц в поисках хорошего хирурга, я уехала в пустующую бабушкину квартиру и занавесила в ней все зеркала, потому что видеть себя такой просто не могла. Друзья, конечно, меня навещали, но даже простой выход в магазин был для меня стрессом, а на учебу в тот год я не вернулась по вполне понятным причинам. Ужас состоял не в самой травме, а в том, что врачи не брались сделать мне нормальное лицо из, простите, месива тканей и швов, которым оно стало.

Тогда мне было больно и дико страшно, казалось, что это наихудшее событие в моей жизни – да и что за жизнь с таким отражением в зеркале? На каждый новый отказ я реагировала рыданиями, и спасибо папе, что он не сдавался, пока не нашел Дэна Бейкера, 87-летнего пластического хирурга, буквально «икону» в этой области медицины. В четвертой главе, в подразделе «1001 отказ», я упоминаю обо всем, что он сделал для меня.