Не забудь сказать спасибо. Лоскутная проза и не только

Не будет войны, мне мой папа сказал,
Все честные люди за мир постоят,
Они не позволят калечить ребят,
Бомбить города —
Не будет, не будет войны никогда!
Мы можем спокойно учиться и жить,
Мы можем спокойно расти и дружить.
И папа, и мама из каждой страны
Все скажут, конечно: не будет войны!

Читаю я замечательно, звонко и торжественно, как пионеры по радио. Стихи мне ужасно нравятся: и начинаются с папы, и клятвенно заверяют, что войны не будет, не будет! Война закончилась за девять лет до моего рождения, закончилась, но никуда не делась, и я её, честно говоря, боюсь…

В общем, со стихами всё в порядке, только вот беда: автора мы не знаем. А если спросят?

– Не спросят, – отмахивается папа.

– Спросят – скажи: Татьяна Семёновна, – хохочет мама.

Она вообще была против этой новомодной английской школы, хотя английский очень любит и после Гнесинки училась ещё на вечернем в Инязе. Но в школу мама ходила рядом с домом, и все её одноклассницы жили поблизости. А эта довольно далеко, придётся ездить, да и кто меня туда примет, район-то не наш, и можно себе представить, какие там нужны связи.

Но папа всё-таки настоял на своём, ведь подумать только, специальная английская школа (их в том году впервые открыли, несколько штук на всю Москву), язык со второго класса и чуть не каждый день!

И мы отправляемся во Вспольный переулок. За углом, на Качалова, Дом звукозаписи, так что папа тут всё знает. В школе на первом этаже – столпотворение. Дети, родители, стулья, скамеечки с кожаными сиденьями и смешным названием “банкетки”, строгие тётеньки и лысый дядька-директор. Я нисколько не волнуюсь, это ведь не музыкальная школа (в которой я уже учусь). Ноты и клавиши – враждебная территория, а здесь царят родные мои слова-словечки…

Знакомлюсь с девочкой, она передо мной в очереди, зовут Дина, а фамилия интересная – Ганитель, похоже на “канитель”. Мы болтаем, а потом её вызывают в кабинет, и я слышу, как она декламирует: “Мой весёлый, звонкий мяч, ты куда помчался вскачь?” Хорошо бы оказаться с ней в одном классе.

Дальше моя очередь, исполняю свой коронный номер: “Не будет войны, мне мой папа сказал!”. Папа рядом, чувствую, млеет. Случившийся тут же лысый дядька-директор тоже доволен: “Ну вот вам и готовая самодеятельность!”. Тётеньки спрашивают что-то про буквы; услышав, что я умею читать, подсовывают какой-то рассказик под картинкой. “Этот дом новый, он очень высокий, – тараторю я. – Около дома растут…” Но тут букварь отбирают (я не сразу отдаю, хочется же выяснить, что там растёт!) и меня отправляют в коридор дожидаться папу. Он выходит улыбаясь и промокает лоб большим душистым платком.

Через несколько дней мы узнаём, что меня приняли. В первый “А”! Не иначе папа им тогда пообещал привести в школу весь Государственный симфонический оркестр. Или приходить каждый день и играть в учительской “Полёт шмеля”. Потому что район был всё-таки не наш, Свердловский, а соседний, Фрунзенский, и способных ребят в той очереди сидело полным-полно. А Дину Ганитель не взяли…

Спустя шесть лет школа во дворах, через улицу от нас, тоже становится “английской спец”, и Таньку отдают туда, поближе к дому. Поступает она всё с тем же стихотворением про папу и войну и проходит на ура. Она мне только что звонила из Кливленда – и триумфально продекламировала этот неувядаемый текст от начала до конца.

Впрочем, не совсем от начала. Отсмеявшись, мы решили выяснить, кто же всё-таки автор, и я полезла в Гугл. И в составе сценария праздника, посвящённого “патриотическому воспитанию младших школьников Краснодарского края”, обнаружила искомые стихи. Автором оказалась В.Осеева, та самая, что написала “Волшебное слово” и другие поучительные рассказики, нежно любимые учителями и методистами. А ещё – очень даже неплохую повесть “Динка”. Но стихотворение “За мир” (у него, оказывается, и название есть) явно было написано на злобу дня году в 1959-м, и начинается оно вот такой строчкой: “Мой папа воззванье за мир подписал”. Которая в паре со следующей – “Не будет войны, мне мой папа сказал” – образует правильное двустишие.

А ведь мне ещё в детстве казалось, что начальная строка странно как-то повисает в воздухе! Но я думала – наверно, так и надо, очень уж она такая… главная (сейчас бы сказала – ударная). Концовку же, вполне возможно, я сама упростила. У Осеевой оказалось: “Все скажут, как мой, что не будет войны”. Запутано и выговаривается с трудом – “какмойчто” – а я в шесть лет уже без зазрения совести улучшала чужие тексты. Но первой строчки, про подписанное “воззванье”, точно не было!

Мама и папа. 1976.