Когда она уходит, я задаюсь вопросом, какие трудности ей пришлось преодолеть в своей жизни? Ее проблемы были такими же сложными как мои? Это из-за них ее спина сгорбилась? Она исчезает вдалеке прежде, чем я успеваю рассмотреть ее. Ее жизнь меня не касается.
Вместо того чтобы размышлять о посторонних людях, я лучше по максимуму воспользуюсь этим временем, пока меня не накрыло чувство вины.
По пути к кромке воды, я ступаю на целые и разбитые морские раковины. Не останавливаюсь там, где заканчивается кромка, иду дальше. Сжав зубы от шокирующе ледяной воды, я продолжаю идти навстречу волнам, пока они не поглощают меня.
Мне плевать, что я одета. Если кто-то увидит меня с пляжа, они могут посчитать, что я решила покончить жизнь самоубийством. Мне все равно. Впервые за много месяцев, я делаю то, что хочу.
Добравшись до глубокого места, я бросаюсь с головой в воду, ощущаю вкус соли на языке. А затем начинаю плыть. Выбрасываю руки вперед, разрезаю густую толщу воды, пока легкие не начинают кричать от усталости, а мышцы гореть от боли.
Боль — это хорошо. Она напоминает мне, что я еще жива. Отвлекает от моих разрозненных эмоций.
Выходя из воды, я чувствую себя другой, на сердце становится легче. Ничто не успокаивает меня так, как вода.
Моя любовь к воде началась еще в детстве. Я сводила свою мать с ума, выбегая каждый раз под начавшийся дождь. Поднимала лицо к небу и смеялась, когда капли воды танцевали на лице и стекали вниз по телу к земле. Помню однажды, мы только вернулись с вечеринки по случаю дня рождения, и на мне было новое платье принцессы, которое моя бабушка подарила мне за пару недель до своей смерти — красивое платье с бабочками на подоле. Когда мы вышли из машины, начался дождь. Мама крикнула нам, чтобы мы бежали в дом, пока не промокли. Проигнорировав ее, я закружилась под дождем, прыгала по лужам и смеялась от счастья, когда вокруг меня падали жидкие бриллианты.
Когда теперь я вспоминаю этот день, чаще всего на ум приходит боль. Мать затащила меня в дом за волосы, швырнула на пол у входа и отхлестала одним из ремней отца. Пряжка ужалила кожу, порезала плоть и потекла кровь. Мои крики эхом отдавались от стен, пока я защищала лицо руками. Когда я кричала, чтобы она остановилась, получала в ответ лишь оскорбления и новые побои. Она остановилась лишь тогда, когда у нее устала рука.
Когда я думаю о своей матери, именно это воспоминание приходит чаще всего, оно нисколько не поблекло даже в отдаленных уголках памяти.
Чем сильнее мать хотела удержать меня от воды, тем больше я ее жаждала. Я ничего не могла с собой поделать. Еще я помню, как она запустила бокал вина мне в голову. Он разбился о мой лоб, и осколок стекла порезал мне бровь. Все же, я не могу позволить ей забрать единственное, что приносит мне радость. Пытаясь пережить сложное детство, некоторые дети придумывают себе воображаемых друзей, некоторые переедают, а другие режут себя. Я обратилась за помощью к воде и математике. Без этих двух вещей я бы сошла с ума.
Понятия не имею, как долго продлится облегчение, подаренное водой, но цепляюсь за него, возвращаясь к машине. С меня течет, но я игнорирую любопытные взгляды прохожих.
Достаю из багажника полотенце, которое держу там для таких случаев — случаев, когда начинается дождь, и у меня возникает желание потанцевать, случаев, когда… я бросаюсь в океан из мимолетного желания.
Я высушиваюсь и выжимаю воду из волос, а затем накрываю мокрым полотенцем водительское сидение. Я замерзла. Сажусь в машину, захлопываю дверцу и закрываю глаза, пытаясь держаться за это приятное чувство, начинающее ускользать.
На пассажирском сидении звонит телефон.
Мне не нужно видеть имя звонящего, чтобы знать, кто это. Он хочет знать, где я и когда вернусь домой.
Вместо того чтобы ответить на его беспрерывные звонки и вернуться домой, я снова выхожу из машины. Мне все равно, что уже почти восемь. Я стою у машины во все еще мокром платье, прилипшем к телу, и решаю прогуляться по набережной. Я дрожу, ощутив порыв ветра.
На одной из деревянных лавочек замечаю газету. На первой полосе лицо Исаака Бакстера: волосы цвета соль с перцем и улыбка. Сажусь на лавочку, чтобы прочитать, что про него пишут.
Маргарет, должно быть, получила неверную информацию. В газете пишут, что Исаак Бакстер умер три дня назад. А еще тут говорится, что его дорогое поместье, вероятно, перейдет к его единственному сыну, Дилану Бакстеру, ведущему дела своего отца в Нью-Йорке.
К несчастью, статья не проливает свет на будущее его многочисленных предприятий в Корлейке.
Закончив читать газету, я решаю еще немного посидеть на лавочке. Пусть сегодня вечером Райан сам заботится о себе. Он в состоянии сделать это сам.
Я не стану извиняться за то, что решила вернуть себе свою жизнь. Несмотря на то, что пытаюсь храбриться, глубоко в сердце знаю, что заплачу большую цену за эти мгновения свободы.
Глава 6