Через три дня проснулись еще четверо, и нас стало семеро. Мы не спешили и, играя в «города», загадывая загадки, наперебой рассказывая интересные истории из жизни, дождались воскресения – у эрнян таможенной конторы выходные дни были как у людей. Утром мы сговорились и на раз-два-три раскачали стопку наших гробиков, - так, с подачи Алексея Сергеевича, самого старшего из нас, мы стали называть наши футляры. Та, к великой нашей радости, не устояла и рухнула на бетонный пол Хранилища Вещей, Не Допущенных к Перемещению. Гробик Николая Павловича, лежавший в стопке сверху, треснул от удара. Треснулся и сам Николай Павлович, потому что пришел он в себя лишь через полчаса. Тело его к этому времени подросло, давление на стенки гробика было критическим, и тот распался на составлявшие его дощечки.
Очувствовавшись, Николай Павлович тут же принялся нас освобождать, в этом ему помогали тусклая двадцати-ваттная лампочка, горевшая над входом в наше хранилище и, по мере освобождения, другие наши товарищи по несчастью.
Общим числом набралось нас четырнадцать, причем трое продолжали спать не поменяв даже позы. В общем, народа стало много, иной раз, из-за несоразмерности длин и роста, некоторым из нас казалось, что членов и мошонок в комнате гораздо больше людей. Перезнакомившись и устаканившись, наш кагал узрел насущную проблему нашего освобождения – мы все были наги и просто так бежать по людному городу не могли. Рассевшись кто где, стали соображать, что делать и тут выяснилось, что все одиннадцать членов совещания не хотели бы, чтобы наша история раскрылась обществу, попав в органы массовой информации или, хотя бы в сплетни. И потому, если мы появимся нагишом в воскресное утро Москвы, то толпа обозрения нам будет обеспечена вместе со стражами порядка, которые, несомненно, захотят провести немедленное дознание.
- У меня есть идея, - сказал Иван Алексеевич Боровиковский, по образованию ботаник, проснувшийся одним из последних. – Во-первых, нам надо открыть дверь, ведущую наружу. Что-то мне подсказывает, что все мы живем недалеко от места, где сейчас находимся…
- Почему вы так решили? – спросил его Владимир Васильевич Шитников, водитель такси, прекрасно знавший Москву.
- А вы представьте, что вы есть эрнянка, истосковавшаяся до мужчин. Далеко вы уйдете, вынырнув из кротовой норы Эрна-Земля.
- Вы правы, недалеко, - покивал Николай Павлович. – Я бы метров триста пятьдесят прошел.
- Значит, мы можем составить карту данного участка Москвы, - сказал я и пошел к конторскому столику, в ящике которого нашелся и карандаш, и лист бумаги.
Отодвинув стол от стены, мы расположились вокруг него.
- Вы на какой улице живете, милейший? - взяв карандаш, - спросил я у Владимира Васильевича.
- На Ставропольской, 12.
- Так, рисуем Ставропольскую улицу и дом, - стал я рисовать схему. - А вы Николай Павлович где обитаете?
- На 40 лет Октября…
…Через 15 минут мы все вместе изучали схему северной части Люблино с улицами и точками, обозначавшими места проживания жертв эрнянского нашествия женщин.
- Кажется, я знаю, где мы находимся. Вот здесь строение11, дробь 2 или 3, - ткнул Шитников пальцем в центр геометрического места точек нашего проживания. А как зовут самую истосковавшуюся эрнянку, скажет нам досточтимый Иван Алексеевич Боровиковский. Его дом в нескольких десятках метрах от нас.
- Ее зовут Алиса, - томно вздохнул Иван Алексеевич. – Хорошая была женщина, я бы за нее в черную дыру пошел…
- Это все хорошо, - сказал я. – Но эта схема говорит нам еще о том, что нагишом бежать или ползти домой за одеждой придется вам. Сможете вы попасть в свою квартиру?
- Почему нет? Ключ под половиком, у меня красть после Алисы нечего…
Вот так, не интересно, даже скучно, закончились наши мытарства. Что делать? Правда всегда неинтересна, и более того наказуема, потому доносить на себя и друзей я не буду. Но скажу, что новая жизнь началась у нас дай бог каждому, потому что через несколько часов после побега из Хранилища Вещей, Не Допущенных к Перемещению мы все спали в своих холостяцких квартирах, в своих сладких постелях, которые не нужно было ни с кем делить.
ЭПИЛОГ
Прошло больше года. Было многообещающее в погодном отношении воскресение, я увлеченно читал в постели свой любимый журнал ЭКО, который беру в библиотеке неподалеку. На самом интересном месте статьи о Канаде раздался звонок. Как был в трусах, я подошел к двери, открыл и увидел… радостно улыбавшуюся Лизу. В руке у нее была картонка, перевязанная голубой ленточкой. Как вы думаете, впустил я ее в квартиру или нет?
Вы угадали, впустил. Видимо, потому что ко мне так и не привилась полезная привычка смотреть в глазок, прежде чем открывать дверь инопланетянкам…