(не)жена для бандита (СИ)

— Пусть Вильданов знает, что я следил за ним. Это даже к лучшему. Пусть приходит в наш город. Давно пора скрестить шпаги, узнать, кто главный. Эта вражда никогда не закончится, пока жив один из нас. Перемирие, которое мы заключили почти десять лет назад изжило себя, оно было ошибкой, и было вынужденным. Нам нужно показать, что наша семья сильнее любой другой, понимаешь?

Я киваю.

— Олег был послан Вильдановым. Он работал и на него, и на тебя, — при этих словах вскидываю глаза на дядю, которого мы все называем так потому, что наименование крестного отца ему не нравится. — Спрашиваешь себя, откуда я знаю? — он снисходительно ухмыляется. — Все просто. У меня тоже есть свои перебежчики.

Он выпрямляется в кресле, расправляет плечи и выдыхает, будто бы закончил с трудной частью работы.

— Так что отзывай своих бугаев из охранного агентства, нечего им город пугать расспросами об Олеге, черт с ним. И с докторшей своей тоже заканчивай. Давай, мой мальчик, ты все сделаешь верно…

Я встаю, жму ему руку, прощаясь. Снова чувствую аромат его туалетной воды, и морщусь — мне она не нравится. Слишком сильный, приторный, берущий за горло запах. Он не отпускает даже тогда, когда ты покинешь общество дяди, будто бы напоминая о том, что он всегда и везде незримо будет присутствовать рядом, обволакивая своим вниманием. Что ты ничего не сможешь сделать без того, чтобы он не узнал, без того, чтобы не оценил твой поступок и не сделал одному ему понятные выводы.

Только я подхожу к двери, раздается стук.

Распахиваю ее, и на пороге появляется Иван.

— Дамир Рустамович, — он поправляет воротник своего белого врачебного халата и смотрит мимо меня — явно выражая недовольство моим решением, моей просьбой стереть из анналов нашей современной клиники медицины данные Наташи. — Я с рабочим вопросом.

— Заходи, — кивает он ему и переводит вопросительный взгляд на меня, мол: чего ты ждешь? Но мои ноги будто приросли к месту — предчувствие шепчет о том, что нужно задержаться, узнать, о чем будет идти речь. И я, как всегда, слушаю его, ведь привыкнув доверять себе больше, чем другим, иначе поступить уже не можешь.

Разворачиваюсь, встаю рядом с дверью и складываю руки на груди — стандартная поза охранника, и к моей персоне сразу же теряется интерес, только дядя, конечно же, делает себе пометку в своем мозгу — думает проверить потом мои дела.

— Я к вам по поводу операции мальчика, с раком крови. — Он выкладывает бумаги к дяде на стол, а тот следит за этим лениво, будто бы витая мыслями совсем в другом месте.

9

Работа директором клиники — это отличное прикрытие для него. Если дон Карлеоне однажды создал сеть прачечных, чтобы отмывать деньги, Дамир Рустамович создал сеть клиник. В самой большой, с современным оборудованием, работает сам, контролируя отсюда, как паук, всю свою паутину: строительную компанию, трубопрокатный завод, и еще кое-что, о чем вслух говорить не следует, только при закрытых дверях.

Со стороны к нему не подкопаться, не поймать, не навредить. Охрана — самая лучшая, физически подготовленные парни, хоть сейчас по одиночке на толпу вооруженных террористов. Финансовые документы — тоже в полном соответствии с законом, на него работают самые лучшие финансовые спецы, да и он сам гениально подкован в стратегическом плане.

— Дима, мальчик, четыре года. — Дядя кивает, будто бы вспомнив, о чем идет речь, и я собираюсь уходить — видно, мне тут делать нечего, это врачебно-управленческие дела. — Вы дали добро на то, чтобы закупить донорские клетки для мальчика за наш счет и дали задание договориться с клиникой о бесплатной операции. Все сделано, осталось только перевести нужную сумму, договоренности есть с двух сторон, дело пойдет буквально на дни, все в порядке.

Иван протягивает белый лист бумаги, покрытый черными буквами и цифрами. Дядя молча просматривает данные с совершенно отсутствующим лицом, ничего не говоря. И вдруг возвращает его Ивану.

— О том, что мы становимся спонсорами, договаривалась…Наталья…Михайловна…Я пообещал, что она сможет присутствовать на операции…

Я четко вижу, как при упоминании ее имени плечи Ивана сжимаются, он будто становится меньше, и я понимаю, что его внимание, сознание сосредоточено на моей фигуре. Мужчина воспринимает меня как причину того, что от девушки придется избавиться, и не просто осуждает меня за это, о нет. Он ненавидит меня, пылает такой чистой злобой, но она направлена не только на мою персону. Иван умный человек, и злится также на себя. За то, что ему приходится играть по нашим правилам, за то, что не может сказать слово поперек своему прямому начальнику — Дамиру Рустамовичу, потому что сам тогда однажды может пойти в расход и тогда даже крупиц памяти не соберешь по земле, но больше всего за то, что сам попал в эту ужасную паутину.

Дядя на его слова только чуть поднимает брови вверх. Шевелит губами, но не отвечает на невысказанную просьбу подчиненного: оставить Наташу в живых.