Не жизнь, а роман!

Начальник стражи даже поперхнулся, с удивлением смотря на шефа, но развернулся к монитору и предложил:

— Посмотри записи с разных камер.

— Я всё видел.

— Теперь посмотри внимательно. И она права, у нас должны быть конкретные вопросы. У меня они уже есть.

— Да? И какие же?

— Давайте смотреть, — Андрэ пробежался по клавиатуре, и на экране появилась запись Катиного прихода.

Двое мужчин наблюдали, как в лабораторию заходила интересная молодая женщина, если не знать, что у неё уже двое детей, то язык не повернётся назвать её мадам. Привлекательная мадемуазель, которую хотелось засыпать комплиментами! Она была расстроена, немного раздражена, её движения, мимика насыщены эмоциями. Вячеслав подвёл её к устройству и здесь идёт сбой работы камер, и кадр прыгает. Вот только что она стояла перед установкой, а муж-злодей готов её втолкнуть внутрь — и вдруг она оказывается позади него и со всей дури впихивает его туда.

Андрэ вывел на экран выражение лица Кати «до» и «после». Это два совершенно разных человека в одном и том же платье, с одинаковой причёской, но в первом случае была волнующаяся девушка, делающая вид, что она уверена в своих действиях и решение о разводе принято окончательное, а во втором камера отражала жёсткого человека, без тени сомнений.

— Подожди, давай ещё раз, — велел Эмери.

Они несколько раз вглядывались в этот сбой и ничего не могли понять.

— Далее, смотри, — Андрэ по очереди показал записи с разных камер.

— Вот здесь снова будто сбой. Качество отвратное, одни силуэты, но приходится верить, что наш Грушевич три раза пропал и появился внутри устройства, прежде чем оно начало гореть. Тут надо бы вызнать всё у твоих головастиков в очках, но наша подопечная права, вопрос секретности нынче дорог.

— Ладно, что тебя заинтересовало в других записях?

— Есть камера, которая всё время показывает Катрин Грушевич возле компьютера. Посмотри, она напряжена и такое впечатление, что чему-то сопротивляется.

Андрэ изобразил напряжение и попытки высвободиться из невидимого плена, но босс не был склонен шутить.

— Ну-ка, ну-ка, увеличь!

Эмэри смотрел внимательно и казалось, что Катрин Грушевич не просто не могла сойти с места, потому что её опутало невидимое, но создавалось ощущение повторяющегося кадра. Как будто она застряла во вновь и вновь загружающемся времени, а камера, расположенная в стороне, продолжая работать в обычном режиме, засняла этот казус. Но Андрэ прав, тут надо разбирать картинку буквально по кадрам и анализировать.

— Есть ещё данные с дальней камеры и, несмотря на то, что картинка там размыта и нашим глазом не читаема, но она показывает другое время.

— Не понял.

— Возле устройства время вдруг остановилось или бежит по кругу вроде как один, два, три и вновь, один, два, три и вновь… Там, где стоит жена Грушевича, тоже самое. Посмотри, это не сбой камеры, а мы видим буквально, что она находится в счёте один, два, три — и повтор. А вот дальняя камера отражает обычное время. Я не знаю, что всё это значит, но камеры при взрыве не пострадали и показывают то, что было.

Эмэри получил подтверждение своим наблюдениям, но, может, всё это объясняется чем-то более простым и понятным?

— Нам всё же нужен специалист, — ударив по столу рукой, недовольно бросил он.

— Я немного ещё посижу и поколдую с техникой, но, похоже, наш гений завершил свою работу и ничего не сказал. А судя по тому кадру, что у нас есть, могу предположить, что он втолкнул её в свою машину, она, возможно, сработала, а потом женщина вернулась и отомстила!

Эмери засмеялся, но как-то быстро его насмешка сошла на нет.

— Но если это так, то возникают вопросы, и… — Эмери Морритт побледнел, с недоверием посмотрел на фантазирующего Андрэ и вылетел из комнаты в свой кабинет.

Там он бросился к ноутбуку, открыл его, зашёл в личную папку и без отрыва смотрел на старинный медальон. Он подрагивающими руками увеличил семейную реликвию, которая всё детство и юность будоражила его воображение, чтобы разглядеть портрет женщины. Медальон был отреставрирован ещё по заказу его отца и сейчас, смотря на него, он, не веря своим глазам, откинулся на спинку кресла.

— Не может быть, не может быть… — захлопнув крышку, он вскочил, побежал к НЕЙ, вернулся, выпил, заметался по кабинету и, дав себе время успокоиться, отправился к Катрин Грушевич.

— Вы там были! — с порога заявил он и, казалось, стоило ей начать отрицать, то последствия будут непредсказуемы. Она чуть усмехнулась.

— Я провела в двенадцатом веке несколько лет.

Её слова произвели эффект. Он смотрел на неё с недоверием и одновременно восторженно.

— Моя мечта сбылась. Я построил машину Времени, а теперь не могу это осознать, — присев рядом, признался он.

— Как вас зовут? — доброжелательно спросила Катя.

— Эмери Морритт. Я инициатор и спонсор проекта «Время».

— Катрин де Бланшфор, — и в ответ на вопросительно приподнятую бровь, грустно улыбнулась, потом отвернулась в сторону, чтобы Морритт не видел заблестевших глаз, и пояснила:

— Обвенчана в церкви с Бертраном де Бланшфором. Возможно, запись об этом сохранилась в церковной книге.