Не жизнь, а роман!

— Это надо смотреть в архивах Лондонских музеев, — ответил Эмэри, — в конце позапрошлого века их археологи разорили старинную усыпальницу одного из наших сородичей на востоке, который был последним, кто переписывал свитки аги Яваша. Времена тогда были сложные, возражать англичанам никто не посмел, да и не думали, что переписываемые одним чудаком свитки имели какую-либо ценность.

— Надо будет поискать, — задумалась Катерина и улыбнулась, видя нетерпеливый взгляд Луи, которого прервали. Юноша указал на изображение старой вещи и продолжил:

— Во времена Изабеллы Кастильской ещё всему роду Явашей-Морриттов было известно, какое значение для них имел медальон и почему вас назвали джинией, а потом настали тяжёлые времена и его просто хранили как очень старую вещь. А мой прадед, получив наследство и разглядывая древний медальон, вдруг решил, что вы посланница из будущего. В его время была популярна книга Герберта Уэллса «Машина времени», и наш предок, вслед за Уэллсом осознал, что реальность не трёхмерна — длина, ширина, высота. А есть ещё неучтённое пространство: Время! Вообразите, Эйнштейн ещё ничего не озвучил, а Уэллс подал эту мысль на тарелочке.

— Признаться, я не очень… — Катерина попросила налить ей ещё воды, — мне не приходило в голову сопоставлять по времени книги Уэллса с откровениями Эйнштейна.

— И вот, — Луи торжественно посмотрел на Катю, — зародилась интересная мысль по поводу портрета, прошло время, и уже наш дед, будучи довольно обеспеченным человеком, загорелся идеей разгадать эту загадку и специально закончил подходящее обучения, чтобы начать строить машину времени!

— Подумать только, я же не могла даже представить, что мой портрет, нарисованный Леоном, сыграет такую роль!

— Дед верил, что вы появитесь в его жизни, когда будет построено устройство, но…

— Я понимаю, слишком рано для реализации его проекта, ведь тогда не было возможностей… Его постигло разочарование?

— Сложно сказать, что он думал и чем жил. Мы знаем, что женился он очень поздно и сделал это под давлением отца, но дед не расставался с медальоном. Отреставрировал его и приделал новый замочек, чтобы носить его на цепочке. К сожалению, дедушка погиб при испытании своего устройства. Бабушка его прокляла, и как только сочла возможным, отстранилась от своего сына, нашего отца, вышла замуж и доживает где-то в Австралии.

— Простите, — Катерина поискала глазами платок и, схватив его у Этьенна, принялась вытирать глаза.

Эмэри оттеснил сыновей:

— Ну всё, хватит, — рассердился он на сыновей.

— Па, она должна знать, что значит для нашей семьи. Она наша!

— Брысь, — прогнал мальчишек Эмэри, и они неохотно отошли от столика, но продолжали, насупившись, смотреть на Катю.

— Мне так жаль, — она обвела всех печальным взглядом и наткнулась на их удивление. Ребята фыркнули.

— Наш род особенный! — с гордостью произнёс Этьенн, а Луи одобрительно кивнул. — У нас много веков хранилась Тайна и мы первые, кто получил работающую машину времени. Если бы отец не нашёл вас, то это сделал бы Луи или я, когда вырос.

— Вы… странные, — выдохнула Катя, — но милые.

Все трое разулыбались, а она добавила, словно извиняясь: — Я тоже теперь немножко странная для современного мира.

Эмэри опустился перед ней на корточки и, заглядывая в глаза, спросил:

— Катюша, едем за твоими? Не хочу больше терять ни минуты.

Она вопросительно посмотрела на ребят.

— Мы поможем собраться, — уверено ответил Луи, а Этьенн стукнул себя по груди кулаком, копируя жест воинов.

Через три часа вся мужская компания, включающая в себя Эмэри и четырёх мальчишек мал мала меньше, окинула напоследок хозяйственным взглядом опустевший Катин дом и, усадив старенькую, но бойкую мадам Лидию со слегка растерянной внучкой, поспешила домой.

А дальше… пока мадам Лидия наводила твёрдой рукой порядок в доме Морриттов, вытесняя доверенных служащих из жилой части дома в отдельную и заполняя гостевые комнаты друзьями Луи или племянниками Эмэри, Катерина в полной мере познавала мужское обожание.

Не только Эмэри, вся его семья относилась к ней с каким-то пиететом. Сам же хозяин дома не выпускал её из рук, стараясь предугадать любое желание и исполнить. Она смеялась, грозилась, что он избалует её, и она станет невыносимой капризулей, а Эмэри испытывал такой подъём душевных сил, испытывал такое счастье, что даже стал петь, часто подхватывая Катю и увлекая её в танец. Она расцветала в лучах его любви и щедро дарила в ответ свою любовь без ограничений и опасений.

Сыновья и их гости подшучивали над ними, видя их кружащимися в танце без музыки под собственный голосовой аккомпанемент, мадам Лидия говорила, что у Эмэри нет слуха, а Катюшка просто обязана освоить народные танцы, чтобы утереть нос вальсирующим французам, но им было все равно. Счастье обрушилось на них, и они выплёскивали его, как умели, не боясь быть смешными или нелепыми.

Эмэри ни одним словом не преувеличивал, когда признавался Катеньке, что с момента встречи не представлял, как жить дальше без неё.