Но все оказалось гораздо прозаичнее. Потому, что лейтенант Гаврицков оказался не таким уж идиотом. Никакого слуха про Клеопатру Апполинариевну он не пускал. К тому же, во время бесед с Кутузовым он понял, что тот Светкой вовсе не интересуется. По выражению его лица было видно, что он на нее обижен и предпочел бы, чтобы она больше никогда не появлялась. Но Клеопатре Апполинариевне он об этом не сказал, чтобы она не стала предлагать ему другие героические планы. Поэтому, когда Кутузова пришлось отпустить под подписку о невыезде, поскольку его похищения действительно выглядели не совсем криминально, да и к тому же, его участие в похищении Кости доказать пока не удавалось, он не стал разочаровывать старушку и сказал ей, заговорщицки понизив голос, что пришла пора действовать. Довольная Клео покинула его кабинет, и лейтенант Гаврицков с облегчением вздохнул, рассчитывая, что теперь она оставит его хотя бы на пару дней в покое.
Кутузов, оказавшись на свободе, действительно Светку искать не желал. Более того, он не желал предпринимать вообще никаких действий. Он заперся в своей квартире, и даже работу стал искать по телефону. Лишь иногда, далеко не каждый день, он выбегал в ближайший магазин, и с пакетами тут же мчался обратно домой. Это бесило лейтенанта Гаврицкова, который упросил начальство выделить людей для слежки за Кутузовым, и, как он теперь убеждался, зря. Никто из сообщников – если таковые имелись, – к нему ни приходить, ни звонить не желал.
С каждым днем лейтенант бесился все больше, но это было ничто по сравнению с тем, как бесились Дима с Валерием Павловичем, которые были вынуждены через день после работы отправляться не домой, а сторожить Клеопатру Апполинариевну. Правда, время у нее они проводили вполне мило. Готовила Клео замечательно, и поболтать с ней тоже было интересно. Но они, поневоле, заражались от нее ее наивным героизмом и, так же, как лейтенант Гаврицков, жаждали действий. Они вздрагивали при каждом телефонном звонке и шуме шагов на лестнице. Но по телефону, как правило, звонили Владик и Бронька. Они осведомлялись, как проходит засада, и требовали придумать пароль, чтобы отцы сразу узнавали своих сыновей. Отцы утверждали, что узнают сыновей без пароля, по голосу, но мальчики обвиняли их в отсутствии осторожности и в пренебрежении к простейшим правилам конспирации. Отцы тихо злились и перестали подходить к телефону, предоставив Клео самой объясняться с их отпрысками.
– Засады, похоже, становятся нашей второй специальностью, – разглагольствовал Дима, поглощая копченую щучку, которую заботливо припасла для них Клеопатра Апполинариевна, и запивая ее пивом. – Как вы думаете, Клеопатра Апполинариевна, как называются люди, профессия которых – устраивать засады? Засадчики?
На следующий день его сменял Валерий Павлович. Каждые полчаса ему звонил Броня и требовал доложить оперативную обстановку.
– Горизонт чист, – докладывал Валерий Павлович, – на Западном фронте без перемен. Пришлите подкрепление, умираю от скуки.
– Ну, папа! – возмущался Броня. – Засада – дело серьезное.
– А как же, – соглашался Валерий Павлович. – Еще пару дней такой засады, и я так серьезно растолстею на пирогах Клеопатры Апполинариевны, что мама меня из дома выгонит. Уж куда серьезнее, – и вешал трубку, несмотря на протесты сына.
На шестой день Дима не выдержал и побежал в милицию.
– Ну, что еще? – не очень дружелюбно встретил его лейтенант Гаврицков.
– Как – что? – возмутился Дима. – Мы выполняем за вас вашу работу, охраняем Клеопатру Апполинариевну. Долго еще охранять-то?
– А кто вас просил ее охранять? И от кого? – удивился Гаврицков.
– Как от кого? От Кутузова же.
– Вот оно что, – сообразил лейтенант. Ну, если хотите – хоть всю жизнь охраняйте. Только учтите – Кутузов понятия не имеет, что есть на свете такая боевая старушка – Клеопатра Апполинариевна. От нее еле отвязался, – начал раздражаться он, – теперь вы еще с дурацкими инициативами лезете. Идите себе домой и не мешайте работать.
– А по нашему делу вы будете когда-нибудь работать? – рассердился Дима.
– По нему и работаю. Дело, между прочим, совсем непростое.
Дима моментально сменил гнев на милость.
– Расскажите!
– Нечего пока рассказывать. Идите-ка вы лучше домой. Привет Клеопатре Апполинариевне.
– Кстати, – опять вспылил Дима. – Это мы шесть дней у нее зря сидели?
– Я вас, между прочим, об этом не просил, – напомнил Гаврицков и демонстративно углубился в какие-то бумаги. – Кстати, – попросил он, когда Дима, красный и злой, был уже в дверях. – Клеопатре Апполинариевне не говорите, что Кутузов про нее не знает. Пусть себе думает, что выполняет роль живца.
– Ага, – сообразил Дима. – Значит, это из-за вас мы у нее зря сидели.
– И вовсе не зря, – возразил лейтенант. – Вы мне создавали возможность спокойно работать. Так сказать, обеспечивали оперативный простор.
– Ну, знаете, – проворчал Дима, и хлопнул дверью.
Из дома он позвонил Клеопатре Апполинариевне.
– Отпускайте Валеру домой, – мрачно сказал он.
– Как? – ахнула Клеопатра Апполинариевна. – А разве Свету не…