Не злите добрую колдунью (СИ)

— Ты вообще когда-нибудь деньги за работу брала? — расплылся в издевательской улыбке он.

— У светлых непринято называть цену за колдовство, — вставил свои пять медяшек Нильс. — Платят тем, чем могут.

— Судя по пустым полкам, помощью городу твоя наставница не утруждалась, — прокомментировал ведьмак.

— Предпочитаю придерживаться принципа сдержанности в еде, — огрызнулась я.

— Учитель, принципы — это прекрасно, но давайте я на быстренькую руку что-нибудь приготовлю, — оживился Нильс.

— Из чего? — фыркнул Фентон. — В кладовой от горя мышь повесилась.

— Ну так устроил бы ей пышные похороны, — вышла я из себя.

— Господа маги, не ссорьтесь. У меня все с собой, — радостно заявил школяр и неопределенно махнул рукой. — В сундуке запасов на седмицу лежит. Мама велела упаковать.

Неожиданно Нильс из нахлебника превратился в кормильца. Судя по количеству промасленных свертков, мешочков и закупоренных горшочков с солениями, мадам Баек опасалась, что ненаглядного сынишку на полном пансионе заморят голодом. В принципе, пока она была недалека от истины. Я-то не собиралась школяра оставлять и кормить.

Или же он попросту прожорлив.

— Кажется, твоя мать что-то подозревала, когда тебя сюда снаряжала, — не преминул съехидничать ведьмак при виде горы, заполнившей кухонный стол.

Пресловутые куриные яйца в корзиночке студенту тоже с собой положили.

— Просто она очень… заботливая, — пробормотал Нильс, с деятельным видом открывая то один, то второй сверток и принюхиваясь к их содержимому. — Сейчас сделаю супчик с грибами.

— Мне вполне могли от чистого сердца подарить мухоморы, — сдержанно заметила я.

— Никогда не ела похлебку из мухоморов? — поинтересовался Фентон.

— Нет.

— Напрасно, — поцокал он языком.

— Питательная? — хмыкнула я.

— Расслабляющая. Тебе точно не помешает, ты все время какая-то напряженная.

— Вот уж с чего бы? — с фальшивым недоумением протянула я.

— Похлебка от мухоморов расслабляет, но какое страшное потом похмелье. Жить не хочется, — со знанием дела поделился бывший студент и, заметив, как я заинтересованно изогнула брови, немедленно открестился: — Я не пробовал. Видел, как однокурсники мучились. Так их было жалко… Глупые, несчастные люди.

— Ага, — насмешливо хмыкнула я.

— Сварю-ка домашней лапшички…

Покраснев, он подхватил пару мешочков, несколько свертков и, прижав продукты к груди, быстро ретировался к очагу.

— Маме только про похлебку не рассказывайте, — донеслась жалобная просьба.

— Не дай бог, — пробормотала я. — Еще прискочит.

Через некоторое время по дому разлился одуряющей запах еды. Перестилая грязную постель, я ловила себя на том, что сглатываю слюну.

— Все готово, — крикнул Нильс. — Учитель, идите.

Фентон уже сидел за накрытым столом. Конечно, если стоящий в центре колдовской котелок с торчащей поварешкой, откупоренную бутылку с мятной настойкой и три ложки можно было назвать благородным словом "сервировка".

— Нормальную кастрюлю не нашел, а тарелок не дала бабулька из шкафа, — нажаловался на призрачную тетушку Нильс и непроизвольным жестом потер расцарапанную щеку. — Огрела дверцей по лицу и заперлась.

— Петунья, дай тарелки, — категорично велела я.

Та звякнула посудой, но не сдалась. С дурацким видом я посмотрела на витражные дверцы. В стекле отражался ведьмак. Развалившись на стуле, с любопытством он наблюдал, как я пытаюсь договориться с собственной нечистью.

Сконфуженно кашлянув, я вернулась к столу, забрала бутылку и снова обратилась к Петунье:

— Забирай бутылку, отдай посуду.

Она сердито распахнула нижнюю полку, едва не ударив меня по ногам. Настойка заняла прежнее место в глубине ящика, и со скрипом приоткрылась верхняя створка. С той стороны, где хранилась посуда попроще. Не то чтобы мы претендовали на трапезу с королевским размахом, но фарфор тетушка зажала.

С независимым видом я вытащила тяжелую пирамиду глубоких тарелок и со звоном опустила их на стол.

— Зачем так много? — удивился Нильс.

— Впрок, — коротко пояснила я и уселась за стол.

Не рассказывать же скудоумным жалостливую историю о кружке, разбитой дочерью лекаря, и мерном стаканчике, из которого мне седмицу пришлось хлебать чай. Зная вредный характер Петуньи, готова с уверенностью заявить, что нормальной посуды мы до зимы из шкафа не выудим. Придется нести из разрушенного ведьмовского логова.

— А нечисть-то у тебя совсем обнаглела, фея, — ухмыльнулся Фентон, ставя перед собой тарелку. — Никак не приструнишь?

— Со своей нечистью я как-нибудь разберусь, лучше выдрессируй умертвие, — проворчала я. — Или надень на него намордник.

— Как ты это себе представляешь?

— Тогда сунь ему в пасть кляп и упакуй в смирительную рубашку, пока оно никого не сожрало.

— Непременно, — покладисто согласился Фентон и со значением добавил: — Когда вернется темная магия.

Мы встретились глазами. Хотелось стукнуть ведьмака ложкой промеж рыжеватых бровей.

— Ешьте, господа чародеи, — вклинился Нильс в возникший спор и начал бодро разливать по тарелкам густой горячий суп. — Вы, профессиональные маги, такие раздражительные, когда голодные.