Не зная отдыха и сна

Появился я в его камере мгновенно, и он чуть не подавился куском.

— Милорд!.. Кх… Крх. Вы сами меня сюда посадили. Кх. Как вы здесь…

— Я это помню, Бурвидус, — перебил его я. — У нас новости. Лианора выздоровела.

— Не может быть! — воскликнул пораженный дворф. — Правда?

— Правда, и тебя отсюда выпустят… Но то, что происходило с твоей невестой, не должны знать она сама и другие. Ты понял меня?

— Вот вам мое слово, пусть мне отрежут язык, если я проболтаюсь. Никому не скажу! И даже своей рыбке — тоже.

— Хорошо, Бурвидус. Теперь скажи, у нас где-нибудь поблизости гадалки живут?

— Гадалки? — Дворф задумался. — Не знаю насчет того, настоящая она или нет, но говорили бабы, что у вашей служанки Соломеи мать ворожея.

— У моей служанки? А что, есть такая? — удивился я.

— Конечно, милорд. А кто, по-вашему, убирает ваш кабинет и вашу комнату?

— Не знаю. Я там редко бываю.

— Ну вот поэтому и не знаете.

— Ладно, оставим мою комнату в покое. Ты знаешь, где живет эта ворожея?

— Рядом, в деревне у леса. Там еще рынок для проезжих и трактир. Вот она в трактире и работает, поварихой.

— Идем, — приказал я, — покажешь ее мне.

Дворф с сожалением поглядел на стол, где остался его обед, и поплелся за мной следом.

На мой стук в двери открылось окошко, и стражник, увидев меня, упал без чувств. За дверью раздался топот. С шумом открылась дверь в камеру, и начальник караула, запинаясь, стал докладывать:

— Вашмисть!.. Ни сном, ни духом…

— Хватит. Я знаю, что вы не виноваты, — остановил его я. — Никому не рассказывайте, что видели меня здесь. Бурвидуса я освобождаю.

Трактир меня приятно удивил. Здесь не было чадного дыма. От печи на кухне не пахло горелым мясом, прогорклым пивом не тянуло от стойки и не носились роем мухи.

Опрятная девушка в белом переднике быстро подбежала к нам и спросила:

— Что господа будут заказывать?

— Что делать, милорд, — понял мой недоуменный взгляд Бурвидус. — Вас тут не знают. Редко бываете… — произнес он и отвернулся.

Я понял его затруднения. Действительно странно, что подданные не знают своего сеньора.

— Это его милость граф Тох Рангор, — помог девушке и мне дворф. — Позови сюда мать твоей подружки Соломеи.

В ту же секунду девушка бухнулась на колени.

— Ваша милость, не погубите! — запричитала она и стала обнимать мои ноги. Из глаз крестьянки текли крупные слезы.

Я понимал ее ужас — не узнать своего сеньора для крестьянской девушки означало быть засеченной на площади насмерть. Но я ведь не такой, хотя она этого не знала. Из-за стойки к нам спешил дородный, с окладистой бородой мужик. Он тоже упал на колени и пополз ко мне, непрестанно кланяясь и стуча лбом в пол.

— Ваша милость, смилуйтесь… — включился он в хор мольбы.

Понимая, что они просто объяты ужасом и так стонать будут долго, я пошел на решительные меры. Тут главное не дать слабину. Крестьяне обладают свойством характера бояться господина и презирать его, если он покажет слабость. Я стукнул кулаком по столу и рявкнул:

— Хватит! — и видимо, неосознанно подпустил немного страха в атмосферу.

Хозяин трактира и деваха потеряли сознание и остались лежать на полу. А Бурвидус сполз на пол и тоже встал на колени.

— Бурвидус, сядь, — приказал я. — А лучше позови сюда мать служанки.

Дворф вскочил и с выпученными глазами, словно его запустили из рогатки, полетел, быстро переставляя короткие ножки, к кухне. Вскоре он тащил оттуда полуобморочную полную женщину. За ее ноги цеплялась девочка лет двенадцати и голосила на весь трактир. Все посетители, что были в трактире, мгновенно исчезли с началом представления.

— Теперь слухи о жестоком и ужасном сеньоре разлетятся по окрестностям, — смеялась внутри меня Шиза. — Как же с тобой интересно.

Повариха, притащенная дворфом, увидела лежащих без памяти людей и тоже присоединилась к ним. Ее крепко обнимала и выла, словно волчица, девочка. Страшно, дико и безнадежно.

— Тьфу, — сплюнул я. — Смешно ей. Делать что?

— Не знаю, — ответила хохотушка. При этом она была немного осоловелая, блуждая где-то далеко. — Но, думаю, у тебя все получится. — Шиза ушла.

Я поглядел на стоявшего, выпятив брюхо вперед, словно солдат Швейк, дворфа. Он пожирал меня преданным взглядом, и я понял, что, дай ему команду, он подожжет этот трактир вместе с его работниками.

— Бурвидус, хватит изображать истукана, — проворчал я. — Мне нужно поговорить с этой ворожеей. Сделай что-нибудь.

— Ваш господин проявил ко всем великую милость! — заорал дворф. — Вы все прощены! Благодарите его милость, — закончил довольный дворф.

Его крик пробудил к жизни всех потерявших сознание, и началась вторая часть Марлезонского балета. Пришедшие в себя служители пива и пирогов, обливаясь слезами благодарности, стали воздавать мне хвалу и целовать сапоги. Дворф, довольный, что угодил мне, важно качал головой.

Я не слушал, что они говорили, я с ненавистью смотрел на дворфа. Этот балаган мог продолжаться вечно. Он правильно понял мой взгляд и, струхнув, остановил проявления верноподданнических чувств четверых (чудом оставшихся в живых, по их мнению) людей, которым не посчастливилось повстречать меня.