Не зная отдыха и сна

— Расклад плохой, парень. Ты еще капитана не видел, а мое слово для него кое-что значит. Ты не лезешь ко мне, я замолвлю за тебя слово перед капитаном.

— Десять процентов, боцман, не больше, — равнодушно отозвался Фома.

Дальнейший их разговор прервал шум, идущий снизу. Оба уставились в сторону лестницы на нижнюю палубу.

Вскоре из люка показалась голова вторпома. Он, издавая громкие стоны, лез на верхнюю палубу на карачках. Вылез и также на четвереньках пополз дальше. Боцман увидел избитого офицера и замер с открытым ртом. С огромным удивлением посмотрел на Фому, осуждающе покачал головой:

— Орк, ты совсем берега потерял! За нападение на офицера корабля тебя вздернут на рее.

— Я его не бил, — не моргнув глазом ответил Фома. — Я отдал ему бутылку и ушел.

Фома встал и подошел к вторпому, помог ему подняться и наложил малое исцеляющее заклинание. Боцман встал с другой стороны и повел болезного моряка к канатам. Бросил на Фому недоверчивый взгляд и спросил офицера:

— Господин Порнат, что с вами произошло?

— Демоны! — озираясь широко открытыми глазами, проговорил тот.

— Что — демоны? — не понял боцман. — Какие демоны?

— Сильные и злые, боцман. Демоны запоя. Они напали на меня, отобрали бутылку и стали бить. Ох, как все тело болит. Они уже дважды за мной приходили. — Он увидел Фому и схватил его за руку. — Док! Не отдавай меня им. Я брошу пить!

Фома обнял второго помощника за плечи и, плачущего, повел в каюту. Полечил и уложил спать. Бутылку забрал.

На выходе он встретил боцмана.

— Зеленый, — хмуро обратился тот к орку, — я не верю, что здесь не обошлось без твоего колдовства, но предупреждаю: если ты перегнешь палку, я повешу тебя на рее собственными руками. Ты понял меня?

Фома равнодушно кивнул.

Через два часа он принимал работу у провинившихся моряков. Камбуз был вычищен до блеска, бочки с водой не воняли. Селедка была замочена. Дроп стоял в чистом белом переднике, прикрывающем голый живот.

Не успел Фома принять работу, как в дверях раздался рев раненого лорха:

— Когда мне принесут жратву, рыбьи дети! Хотите под килем у меня поплавать?.. — но крик тут же замолк.

Фома увидел обмерших матросов и обернулся. В дверях стоял гигант и, пригибаясь, чтобы не задеть головой притолоку, смотрел на то, что стало с камбузом.

— Это что? Это кто? Ты кто?

— Я корабельный лекарь…

— А я капитан! Откуда ты тут взялся, зеленая вонючка? Пшел отсюда!

— Я прибыл по вашему запросу, капитан, и навожу порядок на камбузе. У меня есть направление…

— Какое направление? Отошел от пирса, пока я тебя не повесил.

— Не вопрос, капитан, — спокойно ответил Фома, — я уйду. С вас неустойка десять золотых, иначе корабль не выйдет из порта.

Громила, не веря своим ушам, уставился на орка. Почесал заросшую щеку.

— Неустойка? — повторил он, но уже спокойным тоном. Он понял, что орк в своем праве.

Заявка исполнена, претензий к работе лекаря не было предъявлено. Кроме того, камбуз вычищен.

— Пошли, — совсем успокоившись, приказал капитан и повернулся, чтобы уйти. На ходу обернулся и злорадно добавил: — Если не вылечишь мою зверушку, вылетишь отсюда из катапульты вместе с претензией. Надеюсь, долетишь до своей гнилой конторы.

На лицах команды появились робкие признаки надежды. Все хотели посмотреть на полет ненавистного орка.

В каюте капитана на красных бархатных подушках лежала с закрытыми глазами маленькая собачка. Она тяжело дышала.

— Вот больной. Лечи! — Капитан погладил по голове собачку и жалобно сморщился. — Третий день ничего не ест. Слышишь, как дышит?

Фома понял, насколько это животное близко капитану. Он всем своим видом, не скрывая, разделял страдания маленького пушистого комочка.

Фома подошел к собаке, поглядел на нее магическим взором, затем осторожно, чтобы не причинять еще больше страданий, открыл ей пасть и, не обращая внимания на ее жалобный писк и на то, как окаменело лицо громилы-капитана, засунул туда пальцы. Магическим зрением он видел воспаление в горле, как бывает от застрявшей косточки. И точно. Он нащупал обломок и, удерживая рвущуюся и скулившую собаку другой рукой, вытащил кость. Бросил облепленный зеленым гноем острый обломок на пол и наложил на собаку заклинание исцеления.

— Все, — произнес он. — Сегодня не кормить, а завтра она будет совсем здорова.

Капитан ошарашенно смотрел то на собаку, то на кость. Его лицо, темное от гнева, разгладилось, и на нем, редко знавшем улыбку, проявилось глубоко запрятанное, почти позабытое чувство благодарности.

— Зеленый, ты принят в команду, — наконец произнес он и, широко улыбаясь, ощерив большие желтые зубы, протянул орку руку. — Добро пожаловать, док. Жалованье тебе увеличиваю до двух серебряных илиров в круг. Заслужил.

Фома кивнул.

— Спасибо, кэп, — и, пользуясь его хорошим расположением духа, попросил: — Мне нужны деньги на покупку еды для команды и приобретение эликсиров.