Не знаю

Еде предшествует молитва. Отец Владимир читает – мы слушаем. Дед повторяет, вторит молитве вполголоса, я – нет. За едой мы снова почти не разговариваем. Мы вообще мало говорим – в этом как-то нет нужды. Николаша только иногда может разойтись, удариться в рассуждения или воспоминания. Так он рассказал мне историю отца Владимира. И свою собственную жизнь – довольно простую.

Родился он у самой окраины Москвы. Как будто отдельный городок или, скорее, деревня. Тихо, невесело, все друг друга знают. Жили в деревянном многоквартирном доме, бегали на речку и в лес. Отец рано умер, мать была тихой, спокойной, ласковой женщиной. Работала в каком-то НИИ лаборантом, почему-то в центре. Ездить было далеко, но так уж сложилось. Николаша хорошо учился, был из тех редких мальчиков, которые не доставляют проблем взрослым, но при этом пользуются уважением и признанием сверстников. Ему нравилось дружить, нравилось помогать. Любимым его предметом была физкультура, хотя и по остальным он, что называется, успевал – проблем с ним не было. У Николая были хорошие физические данные, ловкое, сильное тело, и ему доставляло удовольствие чувствовать это, с легкостью выполняя самые разные упражнения.

Событие произошло, когда ему было лет одиннадцать, примерно шестой класс. «На район» приехал цирк. Простенькое шапито. Да, вот такое заюзанное, облепленное символами и знаками до штампов событие жизни. В цирке были собачки, которые возили в тележке старого кота-философа, ослик, который возил в той же тележке собачек, клоун, он же фокусник, девушка-гимнастка в блестящем купальнике и жонглер. Жонглер произвел на Николашу неизгладимое впечатление. Возможно, потому, что его искусство было прекрасно, но при этом понятно и без обмана. Бесполезно было пробовать шутить, как клоун, возить тележку, как собачки, фокусник казался жуликом. А жонглировать Колясик, к недоумению и беспокойству мамы, стал пробовать сразу, как пришел из цирка домой. В ход пошли, конечно, яблоки. Используемые не по назначению плоды падали, били румяные бока, быстро заплывавшие темными синяками. Скоро маме пришлось смириться с тем, что парень не успокоится. Летало все. По мере роста мастерства Коля стал осмеливаться на бьющиеся предметы. И раз-таки схлопотал подзатыльник, подхватив в последнюю секунду любимую мамину чашку – подарок бабушки. Он наслаждался – ловкость, сноровка тела, его полная управляемость, точность движения дарили ни с чем не сравнимую легкость и радость. Еще ему нравилось жонглировать под музыку. Музыка и тело играючи догоняют друг друга и входят в унисон, ведут мелодию, взлетающие предметы создают ритм.

Второе чудо случилось, когда в Доме пионеров открылась студия циркового искусства для детей. Занятия вел пожилой и пьющий лохматый эксцентрик – так он себя называл – Семен Семенович.

– Не в трюках фокус, – говаривал он. – Фокус в эксцентрике.

По сути, он, вероятно, был клоуном. Но считал свое место в истории особенным, где-то рядом с Чарли Чаплином, однако отличным от него. По слухам, из довольно большого и известного цирка, в котором он работал, его уволили за то, что он с криком: «А вот еще такой фокус!» – написал фокуснику на ботинки прямо во время выступления. И правда скандал, если так. Хотя на самом деле это произошло за кулисами. И фокусник был крайне неприятной и спесивой личностью, к тому же у Семен Семеныча к нему были личные счеты.

Жонглировать Семеныч тоже умел. Но сие искусство не было его специальностью, да и координация была уже не та. Так что очень быстро Николаша его в технике дела превзошел. Семеныч только подкидывал ученику эксцентричные идеи, чем жонглировать и какой придумать сюжет для номера. Например: «А давай цыплятами живыми. А я сделаю себе гребешок, крылья и буду наседка, буду бегать и квохтать вокруг». Спешу сообщить, что сей изуверский план старого эксцентрика в исполнение приведен не был.

Николаша поступил в областное цирковое училище. Оказалось, не только цыплятами, но и в принципе чем попало жонглировать – немного дурной тон. Для этого есть мячи, кольца и булавы. Ну, есть еще всякие трюки на балансирование с кинжалами, чашами и прочая. Но трюки Коле не очень нравились – не в трюках фокус. Его одолевала непреодолимая тяга к лирике – работать в луче света в темном зале, когда подсвеченные предметы, поднимаясь строго на одну и ту же высоту и летя по совершенной в своей выверенности траектории, чертят в воздухе изящный, абсолютно симметричный рисунок.

Коля с успехом окончил училище и стал работать в цирке. Его сразу взяли в групповой номер. Первое время его завораживала слаженность работы, безупречный синхрон.