Не знаю

Она приступила к новой масштабной вышивке по мотивам одной из моих новых картин. Эти «африканские» картины – декоративные, цветастые – написаны как будто специально, чтобы их вышить. Лёлечка – самый искренний поклонник и большой ценитель моего творчества. Впрочем, это взаимно, я преклоняюсь перед ее вышивками. В этом – и больше ни в чем – мы понимаем друг друга. Да еще я временами ловлю у себя ее мимику, ужимки и даже выражения. «Я отношусь к этому с большим пониманием», «у меня есть такая проблема», «разуме-е-е-ется» и прочее – это все ее словечки. И нечитанная стопка красивых книг с умными названиями у кровати. И иногда жуткое желание, с трудом побеждаемое, купить ненужную фарфоровую чашку с птицами или скатерть с какими-нибудь курицами или ландышами. И… нет, пожалуйста, я не хочу быть похожей на мать. Да кто ж меня спросит.

Закончив все процедуры и формальности, я ощущаю все более непреодолимый зуд – уехать. Куда? Куда-нибудь подальше, куда-нибудь на Север.

Из Питера через Карелию мимо Соловков. На карте такие трогательные, загадочные названия – Пяозерский, Кандалакша, Африканда, Кица, Кола, Мурмаши. Это где-то там, там, за МКАДом. Териберка, заполонившая все соцсети в наши пандемийно-патриотические времена, с ее зеленым сиянием, развернувшимся на все небо и дрожащим над ржавыми остовами кораблей. Это там, на краю света, прозрачное небо и твердая, голая земля, как в день творения.

Тут, справа по карте, целое оттопыренное ухо, обрамленное точками приокеанских населенных пунктов по берегу и с одной подписью по центру: Мурманский тундровый заповедник.

Потом правее, к Архангельску. Названия продолжают веселить: Вожаёль, Шошка, Емва; точки то теснятся, а то пропадают надолго. Комсомольск-на-Печоре. Звучит уж как-то совсем парадоксом.

Огромные суровые реки. На пароходе из Енисейска до Дудинки. Другой пароход – из Якутска до Тикси.

Плато Путорана.

Где-то с другой стороны – там, там, далеко отсюда, другая жизнь, другое небо, запах сырого, дикого воздуха, гудит земля и океан, странные цветные камни, кипяток из почвы и то место, где живет полночь, – Петропавловск-Камчатский. Еще дальше, совсем у края – Командорские острова, облюбованные морскими котиками и китами, долгие недели непогоды, когда любая связь со всем остальным миром невозможна, а значит – ее нет.

Что там, за тем краем? Что дальше? Не знаю. Я не знаю.