Не зови меня больше в Рим

– Вы, конечно, в своем репертуаре, инспектор Деликадо! Никаких доказательств – ни законных там, ни противозаконных, ни черта лысого. Захотелось вам сунуть подозреваемых в кутузку – и готово, пусть себе сидит.

– У меня есть санкция от судьи Муро.

– Даже и знать не хочу, каким образом вы эту санкцию у него выманили. В любом случае толку от его санкции будет мало, если все ваши обвинения против Сигуан и Сьерры основаны на том письме, что вы извлекли из персонального компьютера Нурии Сигуан.

– У меня была санкция на обыск.

– Да что вы говорите! Только вот получается, что изъятие компьютера и ковыряние в его нутре, как выяснилось, не вполне законно, и защита непременно оспорит подобные доказательства. Так что в лучшем случае мы опять останемся с пустыми руками. Я вас не понимаю, Петра, правда не понимаю. Если вы сомнительным путем добыли секретную информацию, держите ее в загашнике и используйте по ходу расследования, но зачем сразу открывать карты противнику, как вы только что сделали? О чем вы думали?

– Я сознательно так поступила. Я рассчитывала, что если заговорю с подозреваемой о содержимом ее компьютера, то она будет вынуждена признаться – под давлением фактов. Я рассчитывала, что она начнет давать признательные показания.

– Ах, вы рассчитывали? И чего же вам удалось добиться в ходе допросов?

Он уставился мне в глаза, но я взгляда не отвела.

– Я заметила, что, когда я говорю обоим подозреваемым об их предположительных экономических преступлениях и связях с итальянскими мафиози, они нетвердо держат оборону. Но как только я касаюсь их возможного соучастия в убийстве Сигуана, они совершенно перестают владеть собой.

– И вам это кажется странным! Когда человека обвиняют в убийстве собственного отца или благодетеля, он, по-вашему, должен захлопать глазами или досадливо вздохнуть? А теперь слушайте меня внимательно, Петра! Сделайте еще одну попытку, и если ничего не добьетесь, выпускайте обоих на все четыре стороны. Когда не вполне законно берут под арест каких-нибудь там бродяг, это, как вы понимаете, еще может сойти с рук; но вы сейчас имеете дело вовсе не с бродягами – эти люди способны устроить вам неприятности. Так что не забывайте о сроке, на который позволено их задержать. Можете идти.

Я терпеть не могу, когда Коронас изображает из себя циника и остроумца, хотя в тот раз нельзя было не признать: крошечная частичка правды в его словах имелась. Да, я грешила переоценкой собственных знаний человеческой психологии и впредь не должна повторять подобных ошибок. Я позвонила Гарсону и по его невнятному ответу поняла, что он еще занят своим бутербродом.

– Фермин, заканчивайте там и приготовьте все для очной ставки Сьерры и Сигуан.

– Будет исполнено, инспектор.

Очная ставка, как и все прочие следственные действия, имеет свои теоретические правила, которые ты должен приспосабливать к практике. Главное правило гласит: необходимо знать, какого рода отношения связывают двух подозреваемых. Итак, первое же правило превращается в первое препятствие. Мы понятия не имели, какие отношения связывают их. Может, Сьерра продолжал видеть в Нурии дочь своего несравненного шефа и потому чувствовал себя в подчинении? Может, это многолетнее подчинение породило в нем почти бессознательный протест, который способен вырваться наружу в момент высшего напряжения? А Нурия? Считала его связующим звеном в деловой сфере или презирала за отсутствие характера? Тут любая комбинация была возможна, включая и те, о которых мы не подозревали. Приходилось целиком положиться на интуицию, но моя интуиция, плохо подпитанная фактами (я никогда не видела этих двоих вместе), выглядела отощавшей, как сама смерть.

Гарсон подготовил все в соответствии с предписаниями: задержанные не должны видеть друг друга до того, как войдут в комнату для допросов. Получили уведомление и оба адвоката. Адвоката Нурии Сигуан я уже знала, а адвокат Сьерры ничем меня не удивил. Это был немолодой, старомодно одетый мужчина, усы у него казались такими густыми, что, видимо, их приходилось довольно часто подстригать. Что ж, по крайней мере, уберег Господь еще от одного хлыща в галстуке от Гермеса.

У меня мелькнуло желание исключить из игры Гарсона, но я поняла, что его бестактность, порой слишком грубый язык и пренебрежение дипломатией могут создать эффект контрапункта во время беседы со столь благопристойной публикой.

Когда Нурия вошла в комнату, я уже была там. Я готова была испепелить ее взглядом, и она ответила мне тем же. Мы обменялись приветствиями, она при этом ядовито улыбнулась. Не было похоже, чтобы ночь, проведенная в заключении, сломила эту ледяную крепость. Вскоре вошел Сьерра под присмотром Гарсона. Он выглядел растерянным, сникшим, бросал взгляды по сторонам, словно ища конец веревки, за который можно было бы ухватиться. Нурия Сигуан посмотрела на него не без презрения.

– С какого времени вы знакомы? – таков был мой первый вопрос.

Сьерра ответил не раздумывая: