– Надо же, прямо как специально подгадано! – воскликнула я.
– Чтение мне тоже подбирает Беатрис. По ее словам, в моем образовании столько пробелов, что заполнять их надо, пользуясь любым случаем. Скажем, едем мы с вами в командировку в Андалусию… значит, я должен почитать Лорку, и так далее. Или, допустим, мы с ней пьем какое-то необычное вино… Она тут же снабжает меня географическими сведениями о районе, где был выращен этот виноград.
– Замечательная система!
– Немного обременительная, должен признаться. Мне никогда и в голову не приходило, что культура, она всюду, куда ни плюнь.
– Да уж, культура присутствует во всем, даже в еде!
– Но знать все про все – это уж слишком. Ведь куда больше радости приносит то, о чем знаешь мало. Возьмем для примера еду, о которой вы только что упомянули: если я собираюсь угоститься запеченным барашком и знаю, какой именно он породы, в каких горах пасся, а также – что это христианский символ, как мне однажды объяснила Беатрис, а также – какое количество протеинов содержится в его мясе, каков у овец репродуктивный цикл и так далее, то под конец ты вроде бы уже так полюбил этого сволочного барашка, что совесть не позволит вонзить в него зубы.
– Вот уж в чем позвольте мне усомниться, – заметила я ехидно.
– Это я только к примеру, – невозмутимо отреагировал он.
– А знаете, от чего люди всегда получают удовольствие, хотя ничего про это не знают?
– От траханья! – завопил он.
– Гарсон, ради всего святого, говорите тише, здесь же все слышно!
– Я и говорю тихо. Так что, я угадал?
– Да, угадали, только правильнее было бы сказать: “от занятий любовью”.
– Тут вы правы, не хватало только, чтобы в самый разгар дела мы принялись раздумывать про сперматозоиды и прочую ерунду.
Он тихонько засмеялся, как зловредный школьник, которому на ум пришли тысячи глупейших шуточек. Я, немного напуганная тем, что открыла тему, не подумав, куда она может нас завести, быстро достала из сумки книгу и углубилась в чтение. Он время от времени отвлекал меня – всякий раз, чтобы подивиться, как быстро мы доехали до следующей станции, ведь наш поезд был скоростным и очень редко останавливался. Наконец ему надоело восхвалять технический прогресс родной страны, и он заснул.
Проснулся Гарсон, когда до конца поездки оставалось где-то минут тридцать, и тотчас, как, вероятно, поступали древние мужчины, открывая глаза в своих пещерах, заявил:
– Есть хочется. – И медленно направился куда-то, где можно было начать борьбу за выживание. Через несколько минут он уже опять сидел рядом со мной: добычу его составили две банки пива, вегетарианский сэндвич и ужасающих размеров бутерброд с чорисо.
– Я решил, что вам понравится именно вот этот отвратительный сэндвич.
– Напрасно вы беспокоились, Фермин.
– Такой уж я есть – вежливый до невозможности, хотя и говорю “трахаться” вместо “заниматься любовью”. – Он отплатил мне, снова проговорив эти слова в полный голос. И тут же с такой яростью впился зубами в свой бутерброд, что, будь Гарсон вампиром, этого бы достало, чтобы откусить жертве голову.
Жуя свой сэндвич, я спросила:
– А ваша жена упрекает вас, когда вас посылают в командировки?
– Никогда! Наоборот, ей это очень даже нравится. Так у нее складывается впечатление, что я человек весьма важный. А Маркос, неужели он вас упрекает?
– Боюсь, что да, хотя пока это ласковые упреки: он жалуется, что мы слишком мало времени проводим вместе… ему грустно, когда я уезжаю.
– И правильно.
Кусок хлеба застрял у меня в горле.
– Почему правильно?
– Потому что мы, мужчины, привыкли, чтобы жена проводила дома больше времени, чем мы сами.
– Что за хрень вы несете!
– А вы старайтесь ругаться потише, а то вас могут услышать. К тому же ничего такого особенного я не сказал! Всего лишь напомнил, что это обычай, унаследованный от прошлого, и заметьте, не пояснил, нравится он мне или нет. Кроме того, такого рода упреки – по сути, это и не упреки никакие, и если Маркос вас упрекает, то исключительно потому, что он в вас влюблен.
Я ничего не ответила. В следующий раз мы полетим на самолете – там будет меньше времени на такие вот откровенные разговоры.