Неандертальцы: история несостоявшегося человечества

Однако хотя очередной пересмотр анатомии многострадального неандертальца из Ля Шапелль (предыдущий, о котором говорилось в главе 1, был предпринят в 50-е годы, но касался в основном посткраниального скелета) заставил усомниться в правильности реконструкции Либермана и Крелина, он никак не решал проблему с черепами других его собратьев, которые упрямо не желали менять малый изгиб основания на большой. По всем измерениям получалось, что в целом неандертальцы в этом отношении стоят в стороне от «магистральной линии» эволюции гоминид. Конечно, по крайней мере у некоторых из них изгиб базикраниума был сильней, чем у австралопитеков, мало отличавшихся по этому признаку от человекообразных обезьян, и даже сильней, чем у ранних гомо эректус, имевших зачаточный изгиб, но зато явно слабей, чем у гомо гейдельбергенсис (Петралона, Брокен Хилл). У последних фиксируется уже полный изгиб, близкий к наблюдаемому на черепах современных людей, а вот у неандертальцев базикраниальный угол заметно больше (т. е. основание черепа менее изогнуто), чем у гомо сапиенс (рис. 7.4)[183]. Что бы это могло означать? Неужели регресс?

Результаты проведённого недавно изучения полутора сотен черепов обезьян и гоминид, представлявших 29 разных видов включая неандертальцев и гомо сапиенс, помогают ответить на этот вопрос. Целью исследования было проверить гипотезу, согласно которой степень изгиба базикраниума у приматов в значительной мере зависит от размеров мозга и лица и от соотношения этих размеров. Проведённые измерения и вычисления подтвердили исходное предположение. Оказалось, что чем больше мозг, тем, при прочих равных условиях, больше изгиб основания, но если росту мозга сопутствует увеличение размеров лица, то это ведёт к некоторому уменьшению изгиба. Такой характер взаимодействия трёх названных величин хорошо объясняет, почему при примерно равном объёме мозговой полости изгиб базикраниума у неандертальцев меньше, чем у современных людей[184]. Ведь лицо у них, как мы помним из главы 2, было намного больше, чем у нас.

Рис. 7.4. Изгиб основания черепа у современного человека (слева) и ископаемых гоминид (справа). Как видно, неандертальцы явно отклоняются от общей тенденции (источник: Laitman et al).

Ну а как же в этом случае быть с корреляцией между степенью изгиба основания черепа и положением гортани? Что же получается: большое лицо = малый изгиб базикраниума = высоко расположенная гортань = проблемы с членораздельной речью? Не слишком ли сложная конструкция? Согласен, слишком. Но в ней нет необходимости. К сожалению, исходные посылки, на которых строились реконструкции Либермана и многие более поздние исследования речевых способностей ископаемых гоминид, не выдержали проверки временем. Во-первых, оказалось, что в процессе вокализации у многих животных гортань может опускаться так же низко, как она постоянно опущена у людей, а значит, её высокое «стационарное» положение само по себе не является препятствием для речи. Во-вторых, как теперь известно, у некоторых млекопитающих и стационарная позиция гортани не отличается от человеческой. У разных видов оленей, у коал, а также у всех кошек рода Panthera (т. е. у львов, тигров, леопардов и ягуаров) она, как и у нас, опущена постоянно, а не только во время рёва или рычания. Низкое положение гортани обеспечивает понижение тона издаваемых звуков, что создаёт у получателей сигнала преувеличенное представление о размерах и силе обладателя «баса», и, возможно, именно в этом и заключается основной адаптивный смысл данного признака (вспомним ломающиеся голоса подростков). Наконец, в-третьих, как это уже ясно из «во-первых» и «во-вторых», корреляция между степенью изгиба основания черепа и положением

гортани оказалась совсем не обязательной[185]. Это было дополнительно подтверждено экспериментами (на крысах), а также наблюдениями над детьми: у них, когда гортань опускается, изменений конфигурации базикраниума не происходит. Таким образом, получается, что будь даже изгиб основания черепа у неандертальцев таким же, как у шимпанзе, т. е. почти никаким, это всё равно не означало бы отсутствия у них речи. Впрочем, и наличия таковой это тоже, разумеется, не означало бы. Вообще же главный вывод из сказанного совсем не радостен: мы лишились основного из тех немногих скелетных индикаторов способности к членораздельной артикуляции звуков, на которые, как казалось, можно было смело опираться в попытках реконструировать речевой потенциал ископаемых гоминид.