Неандертальцы: история несостоявшегося человечества

Наконец, детальное изучение анатомического строения наружного слухового прохода и среднего уха на височных костях пренеандертальцев из Симы де лос Уэсос показало, что на этой стадии ухо безусловно обладало теми акустическими свойствами, которые необходимы для тонкого различения звуков человеческого голоса и адекватного восприятия речи[193].

Таким образом, получается, что те анатомические органы неандертальцев, которые связаны с артикуляцией и восприятием звуков и о строении которых у нас есть более или менее достоверная информация, практически ничем не отличались от аналогичных органов гомо сапиенс. Мозг у людей обоих этих видов тоже очень похож, и если у одного из них он достаточно развит, чтобы позволить создавать и использовать для обмена информацией системы искусственных знаков, то было бы нелогично не допустить того же самого и для другого. Наконец, единственный ген, о котором сейчас более или менее достоверно известно, что он влияет на речевую деятельность, также оказался у двух видов совершенно одинаково построен, одинаковым образом отличаясь от такого же гена шимпанзе. Этот ген обозначается как FOXP2, его дезактивация имеет следствием серьёзные нарушения в работе артикуляционного аппарата. После выяснения его важности для развития речи было высказано предположение, что эту функцию, а также и специфическую — не такую, как у шимпанзе, — структуру FOXP2 приобрел сравнительно недавно и что

Рис. 7.5. Отношение log(10) диаметра спинномозгового канала грудных позвонков (мм) к log(10) веса тела (г) у разных групп гоминид (источник: MacLarnon and Hewitt 2004).

и то, и другое свойственно только гомо сапиенс. Вскоре, однако, удалось выделить соответствующий участок ДНК из кости неандертальца, и выяснилось, что этот ген отличается от аналогичного гена шимпанзе точно по тем же двум нуклеотидным позициям, что и ген современного человека. Стало быть, мутации, приведшие к этим изменениям, должны были произойти как минимум ещё у гомо гейдельбергенсис (общего предка неандертальцев и гомо сапиенс), а возможно, и на более ранней стадии эволюции[194].

Из всего этого можно сделать только один вывод: потенциально неандерталец был способен к языку вообще и членораздельной речи в частности в той же или почти в той же мере, что и гомо сапиенс. Пользовался ли он этой способностью — другой вопрос, на который нет и, возможно, никогда не будет точного ответа. Однако, коль уж на то пошло, этот же вопрос можно задать и по отношению к древним представителям нашего собственного вида, жившим одновременно с неандертальцами и даже после них — и ответа тоже не будет.

Строго говоря, даже живопись и скульптура верхнего палеолита, сколь бы они нас ни впечатляли своей выразительностью, сами по себе всё же не доказывают, что их творцы разговаривали друг с другом или вообще пользовались каким бы то ни было языком. Напротив, натурализм, которым славится палеолитическая живопись, при желании можно даже интерпретировать как свидетельство интеллектуальной и языковой ограниченности её создателей. Именно такую гипотезу выдвинул несколько лет назад американский психолог Н. Хамфри.