Старик Себастьян пугал своими глазами, а его дочь, Ника-чан таскала в папке не детские рисунки, а вполне четкие фотографии с места убийства, и чуялось ему, что это был совсем не фотошоп. Как и ее недетские суждения и потрясающая дедукция, которой она ставила неподготовленного человека в неловкое положение ступора, заставляя ощущать себя дебилом, которого только что просканировали рентгеном и вынесли приговор, закрепив документально.
Порой ему было страшно, но человек такая тварь, что ко всему привыкает. И он привык. Привык к тому, что иногда, надевая ботинки, видел на полу в прихожей каплю крови, которую видно не заметили в тени шкафа. В мусорной корзине замечал краешек бинтов с красными разводами и невозмутимо запихивал их поглубже.
Да, подросток прекрасно понимал, что его семья не так проста, когда выпивал стакан воды, поданный заботливой сестрой. После чего тут же вырубался, едва дойдя до комнаты, из чего не сложно было сделать вывод, что в водичке было снотворное.
Поэтому, когда братец Мукуро в возрасте двенадцати лет притащил к ним домой своих «учеников», он не особо удивился. Хотя сразу вылезал вопрос, чему он собственно говоря их учил?
Милая девочка Хроме, которая была сильно искалечена в аварии, и долгое время была в плачевном состоянии, но два года усиленной реабилитации вернули ей возможность жить. Единственное, глаз спасти так и не удалось, однако она не унывала. С ней он подружился и даже испытывал потребность ее защищать, хотя на самом деле что-то подсказывало, что она не тепличный цветочек, каким кажется.
С ней он чувствовал теплую связь, почти такую же привязанность, как и к сестре. Странное чувство, но если уж по-честному, то вся его жизнь сплошная странность.
Фран был странным. Непривычно и порой раздражающе растягивал слова и вечно над всеми стебался. Безэмоциональное существо с шапкой в виде яблока на голове. И вот он бы поклялся, что это парень, но порой он почему-то был не слишком в этом уверен…
О да, Кира прекрасно осознавал, что в их доме происходит что-то странное. И это не только постоянный недосып старшей сестры. Нервозность, с которой поглядывали на часы и на телефон остальные члены семьи в то время, когда сестренка уезжала на «экзамен» или «по делам». Он даже подозревал, что именно, после ночных перешептываний и тихой ругани на всех языках, пока где-то внизу волочат чье-то тело, и просят потерпеть, а наследующий день с милой улыбкой сообщают, что его сестренка отдыхает.
Кира со временем научился на это плевать с высокой горки, только надеясь, что на завтраке все члены семьи соберутся в целом состоянии.
Хоронить близких людей он не хотел, ему матери хватило.
Но раз уж ему дали возможность не влезать во все это, он решил ей воспользоваться на полную. С упорством, которое было совсем не детским, он учился рисовать. И рисовал, побеждал в конкурсах, радовал свою семью достижениями и улыбался на камеру, когда его снимали с очередной грамотой. И он полюбил рисовать всем сердцем, выводя линии черт дорогих ему людей.
Каждый год ровно на один месяц они срывались в путешествие всей семьей. Июль считался месяцем отдыха, когда каждый из них писал на листочке название страны, которую они хотят посетить и кидали в «Хогвартскую шляпу», чтобы потом рвануть в другую страну, по самым здоровским местам, туда где они еще не были. Путешествовали по странам, закупаясь сувенирами и вдохновляясь на целый год. Так они были в России и посетили Тайгу, красота которой захватывала дух, и изображения которой получились самыми великолепными в его коллекции. Во Франции, Греции, Египте, Китае, Индии. Иногда они могли посетить и две страны.
Что уж говорить, лето было самым любимым временем года, так что Кира ждал с нетерпением следующей поездки. Осенью у него должен был быть День Рождение и исполниться тринадцать лет, когда сестра сказала, что они переезжают.
Точнее возвращаются в Японию, в городок под название Намимори, где остался Такеши-нии и ото-сан.
Пускай у него на редкость странная семья, но это не значит, что он не будет ее любить. И радоваться тому, что они возвращаются на его родину, где ждет их дом и грустно-веселые воспоминания, наполненные теплыми руками мамы и запахом выпечки.
Пусть он полюбил дождливый Лондон, теплотой и восхищением тянуло из Италии, восторгом из необъятной России, но дом, есть дом, так что собирая чемоданы и укладывая свои картины, он улыбался.
— Я возвращаюсь, — тихо проговорил Савада Акира, или точнее Кира Эспозито, повернувшись в сторону Востока.
***
Занзас Скайрини встретил меня и Мукуро, как всегда, пылающим взглядом алых глаз, на дне которых плескалась готовая в любой момент вспыхнуть Ярость. Закинув ногу на ногу, он сидел на своем любимом кресле и усмехался.
— Явились, мусор?
— И тебе не хворать.
— Мусор…
— Джо уже забегал? — спросила, устало откинувшись на спинку дивана, прикрыв глаза.
— Мелкий мусор? Да, приходил.
— Ты на редкость сегодня спокоен, Зан-кун. Неужели, это из-за маленького Джо?