Nebel

Что мне делать? Спуститься вниз, поговорить с Ланой? Не преждевременно ли? При здравом размышлении, что я смогу рассказать?

Мои пальцы машинально смяли сигарету, и я вновь взял в руки напильник.

Не помню, сколько прошло времени, но ничего не повторялось. Я работал как одержимый, хотя руки уже ломило от усталости.

Перевернув заготовку, я едва успел наметить нужный скос и почувствовать плоскость, как внезапно сознание вновь ухнуло в темную бездну…

…

Его разбудил гулкий, вибрирующий набат.

Огромный колокол звучал не умолкая, тревожный рокот заставлял тонко дребезжать стекла, он был везде, в нем бушевала холодная ярость металла, и каждая частичка Хранителя откликнулась на голос, напитываясь зловещей силой непоправимой беды.

Много лет он воспринимал энергию жизни, а сейчас тревожный набат нес обжигающий холод смертельного рока.

Хозяйки не было. Она исчезла.

Он лежал на полу, и обрывок цепи пластался рядом.

Ножны были сорваны, но лезвия Хранителя так и не окропила кровь врага.

Набат не смолкал.

Лезвия вибрировали от низкого звука, и Хранитель внезапно начал приподниматься над полом. Обрывок цепи выскользнул из изящного крепления, словно силы земные окончательно отпустили его.

Он ощущал собственный вес и в то же время был легок, как порыв ветра.

Первый поворот вокруг оси.

Четыре лезвия сверкнули, поймав отблеск огарка свечи, и в этот миг со всех сторон нахлынуло необузданное сонмище энергий.

Он задрожал.

Агония плескалась вокруг, отлетая к небесам бледными сполохами душ, а по земле ползла, вливаясь в кривые улочки города вязкая, удушливая смерть, бессмысленная и жестокая, озверевшая от крови, не встречающая достойного отпора.

Хранитель будто обезумел, почувствовав непоправимость случившегося.

Его лезвия дрожали от напряжения, каждый сполох отлетающих душ воинов, – тех, кто пытались оказать разрозненное сопротивление ворвавшимся в город ордам, вливал в него все новые и новые силы, пока дрожь клинков не трансформировалась в действие: он рванулся навстречу огню пожарищ, рассыпая за собой хрустальный перезвон выбитого витража…

…

Я встал, не в силах справиться с охватившим меня волнением.

Отойдя от импровизированного слесарного станка, присел подле компьютера, вновь машинально прикурив сигарету.

Рядом на столе уже лежали две пустых пачки. Во рту ощущалась горечь.

Нет, это следовало понять, либо, на худой конец, пережить. Нельзя останавливаться на пол пути. Возможно, в конце меня ждет, наконец, объяснение?

Испачканный въедливой металлической пылью палец коснулся клавиши компьютерной мыши, запуская знакомую композицию Раммштайна.

Здесь должна быть связь.

И вообще что мы знаем о собственном сознании? Возможно, оно хранит много больше, чем мы привыкли отмерять объемами осознанной памяти? В таком случае ему необходим ключ, отпирающий ту самую "темную комнату"?

Посмотрим. – С этой мыслью под тихое, но тревожное музыкальное вступление я направился к кругу света, падающего от лампы на мой импровизированный верстак.

…

Выбив стекло, он оказался высоко над городом.

Хранитель не выбирал направления, – неодолимая сила влекла его на звук набата.

Панораму окрестностей застилал дым, хмурая ночь без звезд озарялась сполохами пламени, надрывный гул колокола заставлял вибрировать воздух, наполняя его упругими волнами ярости, но, приближаясь к храму, Хранитель все острее чувствовал: зло уже свершилось и некому подхватить призыв о яростном мщении…

Подле колокольни на белом, не оскверненном чужими следами снегу, лицом вниз лежал звонарь.

Его душа уже отлетела ввысь, из-под серого мешковатого балахона сочилась кровь, из спины торчали два оперенных обломка стрел.

Кто же тогда там, наверху?

Хранитель взмыл к небесам.

На деревянном помосте, ухватившись за веревку большого колокола, стояла Клементина, кормилица Хозяйки. Ее ноги были босы, седые волосы развевались на ветру, глаза источали безумие, но руки продолжали тянуть за канат, раскачивая тяжелый язык басовитого гиганта.

Энергия.

Хранитель ощущал ее – темную и вязкую там, где смерть разлилась по улицам, чистую, сильную, тревожную – исходящую от колокола, и еще – переворачиваясь в воздухе, он вдруг увидел сполохи ослепительного сияния, уловить которое не мог обычный смертный – то отлетали чистые души невинных жертв кровавого безумия…

Стремительно снижаясь, он устремился к пылающим кварталам, где сквозь клубы дыма, разрывая тяжкий саван тьмы, в нескольких местах вспыхивали и гасли короткие ослепительные зарницы, – то добрая, честная сталь разила врагов.

И нигде, сколько не зови, не ощущалось теплой янтарной ауры Хозяйки.

Обезумев от горя, он желал лишь одного – выплеснуть обретенную силу в лицо врагу.

…

Я закончил центральный клинок.

За окном снова начало темнеть.

Короткие видения, в чем-то новые, а в чем-то повторявшие друг друга, приходили внезапно, и так же неожиданно отпускали разум, словно я слой за слоем снимал забвение, очищая прах времен с далеких событий, придумать которые попросту не мог.