Небеса

Оказывается, все мы прилетели на Землю из космоса. Тяжкая жизнь на Земле нам не подходит, и относиться к ней надо всего лишь как к временному этапу. Земляне ждут счастливого дня, когда в мир придет, прости Господи, Дитя Луны: оно родится у одной из участниц «Космеи» в самое ближайшее время. Узнать Дитя можно будет не сразу, а только после того, как оно начнет говорить с Неведомым. Когда Дитя вырастет, оно станет новым Мессией, и каждый землянин благодаря ему просочится через главные орбиты и улетит в Космос — где истинная Родина.

Не суди о неведомом,
Лучше отведай из чаши познанья, —

выразительно продекламировала мама и еще добавила: — Как специально для тебя, Глаша! Я вот, посмотри, тоже с верхним образованием, я врач, естественник — но ведь поверила Марианне Степановне… Ты бы видела, какие она творит чудеса! Да мы у нее таких потрясающих вещей насмотрелись! «Строки» лечат любое заболевание — у Светланы Игоревны вон была фибромиома с апельсин величиной, и что ты думаешь? Рассосалась! Только надо ходить на занятия постоянно, я вот Сашеньку уже позвала с собой… Завтра. И ты, Глаша, пойдем с нами!

Сашенька поймала мой взгляд, как мяч руками, и тут же отбила:

— А что ты так смотришь на меня, Глаша? У мадам Марианны есть специальные «строки» для беременных — говорят, рожаешь как песню поешь!

— Так же громко?

— Так же легко, дурочка… Да где тебе понять! Вот Алеша меня понял, отпустил. Даже денег дал.

— Ага! — заликовала я. — Деньжат с вас за эти сокровища души просят немерено, так ведь?

— Надо же оплачивать аренду, — сказала мама, разворачивая очередную «моншерку». — И сборники «строк» издавать тоже денег стоит.

— Ладно, Аглая, не хочешь — не ходи! — наконец разозлилась Сашенька. — Только, пожалуйста, не оскорбляй Марианну Степановну, как ты сделала с вишнуитами!

— Ты начала читать газеты?

— Мне Алеша рассказал. Что с тобой, Глаша? Раньше ты никогда не была такой злюкой! Ну что эти бедные вишнуиты сделали плохого тебе лично? Разве им нельзя верить в собственное божество? Слава Богу, у нас в стране есть право свободного выбора!

— Действительно, слава Богу!

— Не передергивай! — Мама хлопнула ладонью по столу. — Если ты не веришь в высший разум Космоса и Дитя Луны, это не значит, что у тебя есть право оскорблять наши чувства!

— Да никого я не оскорбляю! Верьте хоть в Деда Мороза, только не надо меня грузить своими дебильными стишками!

Тут мама заплакала, и мне стало стыдно.

Если ей помогает вся эта чушь, значит, она имеет право на существование, так ведь? По крайней мере «Космея» кажется довольно безобидной в сравнении с теми же вишнуитами.

Сашенька, наливая маме очередную рюмочку, добавила:

— Знаешь, Глаша, все зависит от твоего личного отношения — ведь при желании можно и вечернюю прическу обозвать волосистой частью головы.

Меня смутила детская восторженность, с которой мама и Сашенька говорили о мадам Марианне, и я согласилась встретиться с ними назавтра у входа все в тот же ДК железнодорожников. Там «Космея» оккупировала Малый зал для систематических занятий.

Довольная Сашенька дождалась Алешиной немецкой колесницы и помчалась домой, чмокнув меня в нос: я успела поймать запах теплой малины. И молока.

— Больше никаких антисектантских заметок! — Вера наконец взялась за мое религиозное воспитание. — Поняла меня? Подавай благожелательно, как интересную информацию. Просто еще одна сторона жизни. Всегда помни — ты работаешь на городскую газету!

Я кивала, дивясь изменениям микроклимата — Афанасьева не просто смирилась с моим существованием в мире журналистики, но даже, кажется, собралась выковать из меня достойную рабочую единицу.

Вчера Вера светилась от счастья, сбежав на встречу с неким Алексеем Александровичем. Сегодня она казалась крайне деловитой и с порога сообщила — будет отсутствовать до вечера. Выдавая наставления, Вера поминутно рассматривала себя в настенное зеркало — причем смотрела не с одобрением, как это обычно бывает у молодых симпатичных женщин, а так, словно бы удивлялась своему лицу, словно бы видела его впервые.

Мой поход в «Космею» Вера восприняла прохладно, но обещала оставить под него полторы сотни строк.

— Сниматься такие не любят, но ты пиши, потом подберем фотографию. Только не делай репортаж — не хватало, чтобы нас обвиняли в пропаганде оккультизма.

— А это оккультизм? — испугалась я, пока Вера в сотый раз прильнула к зеркалу. Устало подняла бровь и сказала, что, разумеется, оккультизм. Но это не имеет абсолютно никакого значения.

Когда начальница выходила из кабинета, волоча за собой немаленькую спортивную сумку, я спросила — не знает ли она, как позвонить депутату Зубову. Вера махнула рукой:

— Возьмешь в моем справочнике.

Там было целых два номера — рабочий и домашний.

— Приемная депутата Зубова, — откликнулся молодой, почти мальчишеский голос, и я, заикаясь, назвала свою фамилию. Голос попросил «минуточку», но куда раньше этого срока в трубке появился чарующий рокоток Антиноя Николаевича:

— Что случилось, дорогая?