Небеса молчат, или Поцелуй Люцифера

Эрика вздохнула, развернулась и пошла прочь из двора Мариного дома. Александр задержал ее за локоть.

— Ты что, серьезно?

— Я редко шучу.

Эрика направилась к улице. Саше ничего не оставалось, как пойти рядом.

— Все равно я думаю, есть какой-то выход, — пробормотал он.

— Ты не сможешь спасти всех. Кто-то обязательно да останется по ту сторону баррикад.

— Ты хочешь, чтобы у нас на работе все с ума сошли от количества убийств?

— Нет. Но Мара уже не остановится…

Тут Эрика застыла. Явно ей пришла какая-то идея.

— Если только…

— Если только что? — оживился Саша.

— Идем, — потянула Эрика Сашу. — Если хотя бы Мару можно будет остановить подобным образом, то дьявол оставит нас в покое на некоторое время.

Глава 22

Мара сидела в светлом пеньюаре на кровати и разминала плечи «аристократа».

— Ты ведь знаешь, кто я, — задумчиво произнес он, вытянув ноги на шелковой прохладной простыне.

Огромная спальня с гигантской красивейшей кроватью и зеркалами.

— Догадываюсь.

Глаза Мары стали темными, лицо изменилось. Если бы сейчас она посмотрела на кого-нибудь из своих знакомых, то они немедленно отвели бы взгляд под действием непонятного давления.

— Ты тот, кого я ждала. О ком думала. Ты тот, кто притягивал меня всю мою пока маленькую жизнь.

— А вот тут ты ошибаешься, — произнес брюнет.

— В чем?

— В том, что ты с самого своего сотворения, не считая своих первых трех жизней, в течение которых сомневалась все больше и больше в выборе, была со мной. Ты была очень разной. Впрочем, как и я. В этой жизни я предстал перед тобой таким.

— Что же мы делали вдвоем?

— Совершали безумные поступки, опрометчивые шаги, сумасшедшие действия, долгие беседы, молчаливые поединки наедине, короткие безболезненные и болезненные убийства, которые доставляли тебе массу удовольствия тем, что ты всегда хотела убить как-то по-другому, нежели в прошлый раз. Должен сказать, что именно последняя часть твоих пристрастий сидит в тебе до сих пор. Твои глаза загораются, когда твоя ненавистная жертва вдруг осознает, что ее палач и судья ты. Ибо ты сначала всегда делаешь, а потом думаешь. Ты очень часто сгоряча убивала тех, кого и не следовало трогать. Ты всегда любила делать это без чьей-либо помощи, сама. И даже без меня. Ты всегда была хладнокровна к тем, которые тебе чем-то мешают. Ты всегда была хладнокровна к людям.

— Зачем последнее уточнение? Ты про животных, которых я люблю?

— Да.

— Это моя слабость. Разве у тебя нет слабостей?

— Есть. У дьявола обычно слабость к искушению, — улыбнулся аристократ и посмотрел на отражение Мары, все еще разминающей его плечи, в большом зеркале напротив. Она никак не отреагировала на последнюю фразу, хотя аристократ сделал ударение на слово «дьявол».

— Ты ждешь, когда я удивлюсь или убегу? Соскочу с кровати в ужасе? — спросила она немного времени спустя.

— Нет. Обычно ты предполагаешь это слово в отношении меня, но произнесенное оно почему-то ввергает тебя в осознание страха за выбранное решение.

— Зачем я тебе такая нужна? — обняла Мара «аристократа» за шею и посмотрев на него в зеркало.

— А зачем тебе нужен я?

Тут в зеркале вместо брюнета отразился Алекс. Он отделился прозрачным силуэтом в зеркале от тела и выплыл в комнату.

Аристократ посмотрел на Мару, уже повернув к ней голову.

— Ты однолюбка? — снова улыбнулся он.

Мара непонимающе подняла глаза на Алекса, все еще стоявшего рядом с кроватью. Его лицо стало прозрачным, а его фигура поплыла к «аристократу», пока не соединилась с его телом.

— Интересно, да? — ухмыльнулся он.

— Я не совсем быстро соображаю, — нахмурилась Мара, пытаясь понять.

— У меня много лиц, много воплощений и образов. Много фокусов и игр. Иногда это мешает, но чаще приходится очень кстати. Иногда даже веселит.

— Мой иллюзорный Алекс — это…

— Я.

Мара застыла, не веря своим ушам.

— Но зачем? Зачем так сложно?

— Я люблю все проверять. Прости, милая, если как-то ущемил тебя.

Мара засмеялась.

— Но зачем тебе понадобился образ студента?

— Я по своей натуре шутник. Я скромен, но все же скажу, что еще и всесилен. Галлюцинации — очень интересная вещь. Меня могут видеть, слышать, чувствовать вне зависимости от того, есть я там или где-то еще. Впрочем, — стал слезать «аристократ» с кровати, — не тебе мне это рассказывать, — он надел халат и повернулся к Маре. — Ты тоже частенько сводила людей с ума.

— Да? — улыбнулась Мара. — Знаешь, мне всегда хотелось быть сильной, но я сомневалась. Боялась кары свыше.

— Да, я знаю. Можешь этого не рассказывать.

— Скажи, а… ты часто влюблялся? — спросила игриво Мара.

«Аристократ» повернулся к ней и печально улыбнулся.

— В моем мире нет любви, есть только страсть, похоть.

Мара усмехнулась, опустив глаза.

— Просто мне бы хотелось знать, услышать от тебя, доводилось ли тебе испытывать к кому-нибудь страсть?