Небеса наоборот

– Плевать! – пожал плечами Гусь. – Пускай клянут! Меня в своё время половина деревни прокляла за то, что я провода обрезал и продал, и ничего со мной не сделалось, как видишь! Живой, здоровый! – помахал руками, пошевелил бёдрами, но вдруг резко осёкся, нахмурился, присел и умолк. Больше в диалог решил не вступать.

…Вот и познакомились.

И темы для разговоров резко кончились.

Наступила гробовая тишина.

? ? ?

…Такое чувство, будто тебе снова очень мало лет, и ты остался в детском саду совсем один, и твои родители никак не придут тебя забрать. Всех уже давно забрали и дома печеньем угостили, а тебя никак не забирают и даже, кажется, не собираются. А что это значит?.. А это значит, что не хотят тебя забирать. Значит, твои родители тебя не любят и, скорее всего, в данный момент, лёжа на кровати, смотрят неинтересный телевизор, а ты здесь один-одинёшенек бродишь по каменной поляне детского сада. Терпишь, терпишь, а потом как закричишь…

– Гавриил! Гавриил! – вскочила на ноги Любовь Константиновна и вскинула руки к Небу. – Гавриил, я здесь!

Месье Жарр расстроенно выдохнул:

– Молитвы, мадам, к сожалению, тут не помогают.

Взывать бессмысленно.

Больцер недовольно зыркнула на собеседника сквозь стёкла разбитых очков:

– Оставьте меня, Андрэ. Я не Архангела зову, а мужа.

Эй, Гавриил Валентинович! Почему ты не приходишь за мной?! Почему?! – поискала супруга глазами и, не найдя его нигде, вернулась на место, тоскливо ковырнула пепельный песок.

Присутствующие мужчины сочувственно поёжились. Сомов снял пиджак и заботливо накинул на плечи Судьи. Слов никто не произносил – не было необходимости.

«Здесь собрались только избранные грешники, другого объяснения нет, – думала Больцер. – Один жене изменяет, другой в тюрьме сидел, пилоты эти, артист… Это уже Чистилище, я абсолютно уверена. Непонятно только, что я здесь делаю… За какие такие грехи?..

Каждый пытался найти оправдание происходящему с ним. А точнее, непроисходящему.

«Это меня Ильинишна, старая кошелка, прокляла! Точно! – думал Валера Гусь. – Это она как потерпевшая орала, что мне ни счастья, ни здоровья в Жизни не видать, – почесал за ухом. – Хотя чего она там орала?.. Двух пацанов у меня как-то получилось родить, хватило, значит, здоровья… Фигня всё это. В глупости не верю. Не Ильинишна, значит, прокляла. Семёновна».

– Мы будто все оказались в каком-то фантастическом детективном фильме, и один из нас убийца! – зачем-то радостно воскликнул Леон Николаевич.

Глаза Олега Кротова и Валеры Гуся на мгновение встретились, напомнили друг другу о былом и разбежались по своим направлениям. К прошлому решили больше не возвращаться.

– Может, я ещё что-нибудь для вас спою, друзья?.. – хохотнул Сомов. – «Аве Марию»? Пожалуйста!

– Эй, Народный, прихлопнись немножко. Достал, – взял баритона за руку Валера Гусь и мягко, но настойчиво, усадил на место. – Не надо концертных номеров ради бога.

Леон Николаевич расстроенно запыхтел, но спорить не стал.

– А я отчаянно молюсь, молюсь, и всё никак, никак… – всплеснул руками француз. – Читаю, читаю и ничего не происходит!

Валера Гусь подмигнул:

– Так ты небось, Д’Артаньян, католические молитвы читаешь! А ты наши, православные, читай!

– А какая разница?

– Не знаю, огромная! У вас при крещении два пальца объединяются, а у нас три, значит, шансов больше!

И покатился со смеху!

…Именно в этот момент из-за горизонта показался девятый человек.

? ? ?

– Атансьон! – воскликнул Андрэ. – Смотрите!

Странного вида яркая белоснежная фигура показалась вдалеке, будто из ниоткуда, и направилась к центру каменной поляны.

– Мужик в нашу сторону идёт, – вгляделся в силуэт Гусин, вытянул шею. – Чистенький он какой-то. – Помахал рукой. – Э, мужик ты к нам?! Ты из наших?!

– Из каких из наших, Валерий? Что вы несёте? – осекла предпринимателя Судья. – Да и не мужчина это… женщина, кажется. Волосы длинные, почти до пояса.

– Чего только молодёжь не выдумает! – шепеляво присвистнул артист Сомов. – Но, кажется, и вправду – женщина.

– Да мужик это, вы что ослепли?! Походка мужская!

– Женская походка! – заспорила Больцер. – Она бёдрами виляет!

– В современном обществе это уже давно не аргумент, – заметил многое на своём веку повидавший Сомов.

Остальные в разговоре не участвовали, молча разглядывая приближающуюся к ним фигуру. Фигура действительно имела весьма престранный внешний вид. Лица была и мужского, и женского, и старческого, и детского одновременно. И нельзя было сказать, что одно лицо по прошествии какого-то времени сменяло другое или каким-то образом лица эти перемешивались или переливались… нет. Они просто были, были единовременно, и не существовало между ними никаких расстояний. К сидящим шли и сутулый старик, и благородный юноша, и прелестная девица, и любопытный ребёнок – все в одном лице.

– Олег Витальевич, кого вы сейчас перед собой видите?.. – наклонился Лобков к Кротову.

– Если ты, Фил, задаёшь мне этот вопрос, значит, ты видишь то же, что и я.

– А я что вижу?..

Кротов не ответил.

«Трансгендер. Точно», – подумал Сомов и покачал головой.